Бил и целовал

– Не волнуйся, он скоро умрет, – ободрил нас рижанин и стал пересказывать услышанное напарнику, который неслышно возник за нашими спинами.

Напарник рассмеялся и что-то сказал. Громила перевел:

– Он скоро умрет.

– Нам бы просто выспаться перед отъездом, – сказал я.

– Хочешь, чтоб я с ним поговорил? – спросил громила.

– Мы хотим съехать в десять, а не в шесть утра. У нас долгий перелет.

– Посиди тут.

Выбравшись из-за стола, громила оказался не таким уж огромным. Вместе с напарником он пошел к Аврааму. Раздался стук в дверь и голоса.

Мы с женой сидели перед пустым столом. Перед мониторами, говорящими рациями, бронежилетами, стрелковым оружием и молчали.

Полицейские скоро вернулись. Они были веселы.

– Все в порядке. Можете съехать в полдесятого.

– Спасибо. Но нам надо в десять.

– Без пятнадцати, и по рукам. Не волнуйтесь, леди, – обратился на прощание громила к моей жене. – Он скоро умрет.

Остаток дня мы провели тихо. Авраам не показывался. Мы собирали чемоданы. Надевая трусы, я зацепил ногой ткань, трусы порвались. Я бы не обратил на это внимания, если бы не особенный статус трусов. Первый подарок жены, мы тогда еще только начинали встречаться. Когда-то оранжевые в черных птичках, теперь застиранные, с обтрепанными краями. Я бы давно выбросил их, если бы не смутное ощущение сакральности. Теперь трусы порвались, я уложил их в чемодан и надел другие. На сердце было тревожно, я подпер дверь стулом.

На этот раз домовладелец не стал пытать нас ночными телешоу, спали мы крепко. Проснулся я, однако, около шести без всякого будильника. За окошком светало. В скважину двери тыкался дрожащий в старческой руке ключ.

Я смотрел на подпертую дверь и ждал. Жена спала. После нескольких дребезжащих промахов ключ таки влез и повернулся. Дверь толкнулась и встала – стул крепко ее заблокировал.

– Съезжайте из моего дома! – завопил Авраам.

– Что случилось?! – вскочила жена.

– Доброе утро, – сказал я.

Злобный старикашка угрожал и бесновался. Наконец он выкрикнул, что зовет полицию, и исчез.

Жена наотрез отказалась вставать с постели. Я оделся, чтобы встретить штурм, как джентльмен. Через небольшое оконце в санузле я скоро увидел двоих, одного в синей, другого в зеленой форме. Обычный патруль: полицейский и солдат. Стук в дверь. Открываю.

Зеленый поздоровался по-русски и шагнул в комнату. Увидев жену под одеялом, он извинился и отступил обратно за порог.

– Вы еврей? – спросил он меня.

– А что? – ответил я.

– Вы носите здесь волосы, – ткнул он в висок, имея в виду мои баки. – И поселились в религиозном районе.

– Допустим, – согласился я на всякий случай и рассказал нашу историю.

Солдат выслушал и пообещал поговорить с Авраамом. Мы стали ждать.

Через несколько минут солдат сообщил, что обо всем договорился – мы можем съехать даже не в десять, а в половине одиннадцатого. Отдал честь жене и подмигнул мне:

– Он скоро умрет.

– Я его проучу! – Как только патруль удалился, жена вскочила с постели и забегала по комнате. – Он меня, гад, запомнит! Не дал поспать!

Жена – сова, поднять ее на заре – все равно что медведя разбудить.

Первым делом она написала шариковой ручкой на стене возле кровати, что Авраам монстр, чудовище, что от него надо бежать.

Хорошая идея, но если поставить себя на место будущих клиентов «отеля» Авраама, то они вполне могут свихнуться. Снял ты комнатку у милого старичка в историческом центре, развлекся с женой, отвернулся к стенке, счастливый, и видишь: «Авраам – монстр, беги, пока не поздно!»

Я вспомнил бабушкины рассказы про то, что пленные немцы, которые после войны строили в Москве дома, разбивали о стенки яйца и заклеивали обоями. Яйца тухли, и запах в квартирах навсегда становился невыносимым. Вряд ли у пленных немцев был избыток продуктов питания, чтоб пускать их на месть, только бабуся моя обои переклеивала постоянно, аромат, впрочем, все равно стоял специфический.

У нас оставались кое-какие запасы, и я разбил пару яиц за холодильником. Посмотрел по сторонам, что бы еще придумать. Выключил свет, снял светильник и начал было соединять провода, но тут жена щелкнула выключателем, и меня отбросило на пол. Ничего. Я привык добиваться своих целей. Даже училка в начальной школе на родительском собрании выделяла мою целеустремленность. Дипломатичная тетка была, надо отдать ей должное, целеустремленность моя в ту пору проявлялась в том, что на каждой переменке я задирал девочкам платьица.

Короче, пригладил я волосы, успокоил супругу и снова взялся за провода. Электричество – моя стихия. Я в электричестве дока. На трамвайные рельсы, правда, с детства боюсь наступать, все кажется, долбанет. Но это маленькая странность мастера. У нас вся семья на электричестве помешана. Отец сигнализации устанавливает, а дядя какие-то детали с трансформаторов свинчивал, пока пять лет не дали… Кстати, в детстве дядя меня учил ботинки, связанные шнурками, на провода закидывать. Если ботинки тяжелые, провода замыкает. Диспетчер отключает напряжение, и в этот момент надо успеть срезать кабель и везти в пункт приема цветмета.