Только дверь трактира была стыдливо приотворена, будто совсем и не приглашала, а так, приоткрылась воскресным утром, чтоб вскоре окончательно захлопнуться. Но — увы! — в трактиры мальчикам доступа нет ни в воскресенье, ни в будни. Да там и не сыщется то, что ему нужно; это есть в магазине, в обыкновенном магазине. Вот он как раз перед ним, и дверь не заперта! Желание раздобыть хоть какой-нибудь сверточек заставило Билби переступить порог. Ставни в лавке были по-воскресному закрыты, и в помещении царили сумрак и прохлада; даже самый воздух — обычный воздух бакалейной лавки, пропитанный запахом сыра, сала и свечей, тихий и мешкотный, тоже был напоен воскресной прохладой, точно вздумал отдохнуть здесь денек в праздничном наряде. Добродушная женщина, облокотясь о прилавок, разговаривала с другой женщиной, худощавой и изнуренной, державшей в руке узел.
Они явно говорили о чем-то важном и сразу же смолкли при появлении Билби. Ему так хотелось получить необходимое, что он совсем перестал глядеть букой. Казался добрым и кротким, услужливым и почтительным. Значительно моложе своих лет. Умиленно смотрел. Вел себя, как полагается благовоспитанному мальчику.
— Мы нынче не торгуем, мальчик, — сказала добродушная женщина.
— Ах, пожалуйста, сударыня… — умоляюще проговорил он.
— Сам знаешь, сегодня воскресенье.
— Ах, пожалуйста, сударыня, дайте мне какой-нибудь старый лист бумаги, пожалуйста.
— Для чего тебе? — спросила добродушная женщина.
— Кое-что завернуть, сударыня.
Она подумала немножко, и природная доброта взяла верх.
— Большой тебе кусок? — спросила она.
— Да, пожалуйста, сударыня.
— Оберточной?
— Да, пожалуйста, сударыня.
— А бечевка у тебя есть?
— Тесемка, — отвечал Билби, роясь в кармане штанов. — Вся в узлах. Ничего, я обойдусь.
— Возьми-ка лучше кусок крепкой бечевки, детка, — сказала добродушная женщина, теперь ее щедрость не знала границ. — И сверток у тебя получится красивый и аккуратный…
Когда, к радости кочевниц, Билби вернулся, в фургон была уже впряжена белая лошадь и Уильям, тугоухий и нескладный субъект неопределенного возраста с большим, похожим на клюв носом, втаскивал корзину с чайной посудой и тихонько ворчал, что путешествовать в праздник нечестиво и безнравственно.
— Я же говорила, что он придет, — объявила неприметная леди.
— Взгляните, какой у него крохотный сверточек, — промолвила актриса.
Сверток его и впрямь был невелик — ведь, по чести сказать, в нем только и было, что жестянка, пара старых башмаков да пучок травы, аккуратно сложенные и тщательно завернутые, но все равно торчавшие углами; Билби нес свой пакет с большой осторожностью.
— Послушай, — начала было леди в войлочной шляпе и осеклась.
— Дик, — сказала она, когда он подошел к ней поближе, — где же твои башмаки?
— Ах, пожалуйста, сударыня… — проговорил Удалец-молодец, — их отдали в починку. Отчим думает, что, может, вы все-таки согласитесь взять меня. Говорит, башмаки я смогу купить себе из жалованья…
Леди в войлочной шляпе поглядела на Билби с каким-то сомнением, очень его встревожившим, и он с трудом поборол отчаяние.
— А мамы у тебя нет. Дик? — спросил вдруг чарующий голос. Его обладательнице были свойственны приступы внезапной любознательности.
— Она… в прошлом году…
Матереубийство всегда было трудным делом. К тому же, поймите, он так старался, а синяя птица все равно ускользала из рук. Да еще в этом милом голосе было столько жалости, столько сочувствия! Билби закрыл лицо рукавом и залился горючими слезами…
Всех трех кочевниц охватило желание приласкать мальчика и помочь ему забыть свое горе…
— Все обойдется. Дик, — сказала леди в войлочной шляпе, похлопывая его по плечу. — Какие-нибудь башмаки мы тебе завтра достанем. А сегодня придется тебе посидеть рядом с Уильямом, поберечь ноги. Будешь заезжать с ним на постоялые дворы…
— Как легко утешается юность! — сказала пять минут спустя неприметная леди. — Поглядеть сейчас на мальчика, так и в голову не придет, что он видел горе.
— А теперь лезь на козлы, — сказала леди, которая была у них за старшую. — Мы пройдем полем, а потом присоединимся к вам. Уильям, ты понял, где нас ждать?
Она подошла ближе и прокричала:
— Ты понял, Уильям?
Уильям как-то загадочно кивнул.
— Чай, не пень, — буркнул он.
Женщины удалились.
На прощание актриса ласково бросила мальчику:
— Не горюй, все будет хорошо. Дик.
Он уселся на козлах и после всего, что было, старался сохранить вид Дика-сиротки.
«Знаком ли вам запах вересковых полей? Жили вы когда-нибудь кочевой жизнью? Случалось ли вам во время странствий заводить разговор с цыганами в овеваемых ветрами вересковых пустошах дома и на чужбине? Случалось ли вам бродить широкими большаками, а на закате раскидывать палатку у быстрого ручья и готовить себе ужин при свете звезд на костре из сосновых веток? Ведом ли вам крепкий, без сновидений, сон бродяги, который в ладу с самим собой и со всей вселенной?»
Кто из нас ответит утвердительно на эти вопросы Клуба любителей туризма?