Очевидно, этого пьяницу враз не прогонишь…
Минуту Билби оценивал обстановку и, увидев, что враг попал в ловушку, схватил складной стул, обежал лесенку и обрушился с тыла на поверженного спортсмена; он молотил его рьяно, хоть пришибить и не мог.
— Поумерь-ка свой пыл, приятель! — послышался голос, и кто-то схватил его сзади. Он обернулся — его сжимал в объятиях второй любитель гольфа…
Еще один! Испуганный Билби отчаянно отбивался…
Он укусил врага за руку — но через рукав и потому не очень больно, — успел дважды брыкнуть его — но, к сожалению, был в шлепанцах! — и скоро его осилили…
Побитый, помятый, обезоруженный и задыхающийся Билби стоял и смотрел, как пьяного заботливо вытаскивали из переднего колеса. Два приятеля помогали этому джентльмену с укоризненной заботливостью, а он знай себе твердил, что все в порядке, и этим еще больше укреплял их подозрения. Всего теперь на поле вместе с первым было четыре игрока.
— Он почему-то гонялся за этим чертенком, — сказал спортсмен, державший Билби.
— Да, но как он ухитрился застрять в колесе? — заметил другой.
— Теперь получше? — спросил третий, помогавший пьяному встать на ноги (они плохо его слушались). Давай-ка биту, дружище… Она тебе сейчас ни к чему…
По вереску с прогулки возвращались миссис Баулс и миссис Гидж. Они всматривались в пришельцев, стараясь понять, кто это такие.
И тут, словно песня после диспута, появилась Мадлен Филипс — красавица в голубом; она медленно вышла из фургона и спустилась по ступенькам, лицо ее выражало удивление. Все головы невольно повернулись к ней. Пьяница сделал знак приятелю, чтобы тот отпустил его, и твердо стоял на ногах. Он уже был в картузике, хотя тот и сидел косо. Бита оставалась у его товарища.
— Я услышала шум, — сказала Мадлен, вздернув свой хорошенький подбородок; она говорила самым чарующим голосом.
Она посмотрела вопросительно…
Окинув опытным глазом трезвых игроков, она отдала предпочтение рослому молодому блондину с серьезным лицом, стоявшему у локтя пьянчуги.
— Пожалуйста, уведите своего друга, — промолвила она, указывая на обидчика прелестной беленькой ручкой.
— Просто, — сказал пьяный негромко, — просто… ква… ква…
С минуту все пытались догадаться, что он хочет сказать.
— Послушай, дружище, тебе нечего здесь делать, — сказал белокурый. — Иди-ка лучше назад в клуб.
Но пьяный упорно желал высказаться.
— Простоква… — сказал он погромче.
— По-моему, — заявил низенький спортсмен с живыми глазами, одетый в ярко-желтую фуфайку. — По-моему, он извиняется. Надеюсь, что так.
Пьяный мотнул головой. Впрочем, его всего мотало и шатало.
Рослый юноша взял его за локоть, но он твердил свое.
— Просто к вам!.. — сказал он с выражением. — А неохота говорить. Недудома. Нетудома. Нетутома. Значит, нетутома, и все. Вот сказала б — нетутома. А чтоб ломиться… ни-ни!..
— Вот бы и шел себе.
— Скажите: вы тутома, мисс… мисс Пипс? — взывал он к мисс Филипс.
— Лучше ответьте ему, — попросил рослый юноша.
— Нет, сэр, — сказала она с большим достоинством, еще выше вздернув свой хорошенький подбородок. — Меня нету дома.
— Ну и весь разговор, — сказал пьянчуга и с внезапным самоотречением повернулся, чтоб уйти.
— Пшли, — сказал он, давая взять себя под руку.
— Просто к вам шел… — продолжал он бормотать, когда его уводили, — дружески…
Еще несколько минут было слышно, как он, удаляясь, снисходительно убеждал кого-то, что вел себя вполне учтиво и по-джентльменски. Затем последовала короткая потасовка: он непременно хотел вернуться и вручить карточки, но его удержали.
Потом видно было, как он свободной рукой разбрасывает в вереске визитные карточки, наподобие того, как это делают в бумажном кроссе[7], только гораздо изящней…
Затем его тихо и мирно увели прочь…
Едва появилась мисс Филипс, как Билби без звука отпустили, и теперь оставшиеся спортсмены приносили кочевницам свои извинения.
Тот, что еще недавно держал Билби, — мужчина в сером, с орлиным носом, пышными усами и морщинками вокруг глаз — почему-то находил все это ужасно забавным; зато у коротышки в желтой фуфайке хватало чистосердечия и серьезности на двоих. Это был цветущий, румяный человечек с необычайно открытым лицом. У него были широко раскрытые, выпученные глаза, приоткрытый рот; щеки пухлые, словно надутые; а картузик до того сдвинут назад, что и лоб казался удивительно открытым. Брюшко кругленькое, и грудь колесом. Он их тоже выставлял напоказ. Он ничего не скрывал. Коленки его торчали вперед. Человеку такого склада, разумеется, подобает заодно быть всегда чисто выбритым…
— Мы во всем виноваты, — говорил он. — Надо было смотреть за ним. Невозможно передать, как мы опечалены и смущены. Как сожалеем, что он причинил вам беспокойство.
— Разумеется, нашему мальчику не следовало швырять в него землей, — заметила миссис Баулс.
— Да ведь он не очень-то и швырял, — промолвила Мадлен.
— Все равно, нам не следовало давать волю своему товарищу. Надо было следить за ним, а мы проморгали…