За всю свою небогатую опытом жизнь Билби еще ни разу не видел человеческое лицо, освещенное сзади дрожащим красным пламенем костра. Зрелище было поразительное, но не слишком приятное: такого подвижного и изменчивого лица Билби никогда не видывал. Казалось, нос ежесекундно менялся: то он был совсем римский, то пуговкой, точно у мопса; глаза то выпучивались, то уходили глубоко в темные орбиты; почти не менялся лишь большой треугольник, который образовали подбородок и шея. Билби, пожалуй, вообразил бы, что этот бродяга и не человек вовсе, если бы его не окутывал запах какого-то варева. Пахло и луком, и репой, и перцем, у Билби потекли слюнки — один этот запах уже служил признаком добродетели. Варево кипело в старой жестянке, укрепленной на скрещенных палках над огнем, и бродяга то и дело подбрасывал в костер сухие ветки.
— Да не трону я тебя, на черта ты мне сдался, — повторил он. — Поди сюда, садись вот здесь на ветки и рассказывай все по порядку.
Билби покорно сел.
— Я заблудился, — сказал он и почувствовал, что слишком устал, чтобы сочинить сколько-нибудь правдоподобную историю.
Физиономия бродяги при ближайшем рассмотрении уже не так фантастически менялась в отблесках костра. У него был большой рот с отвислыми губами, толстый, бесформенный нос, густые и длинные светлые волосы, широкий, обросший многодневной щетиной подбородок и прыщи, уйма прыщей. Маленькие колючие глазки зорко поглядывали из глубоких глазниц. Он был худой, даже тощий. Он разговаривал с Билби и большими, длинными руками то и дело подбрасывал в огонь сучья. Раза два он наклонялся и нюхал свое варево, но его маленькие глазки все время пристально следили за Билби.
— Воротник потерял, что ли? — спросил он.
Билби пощупал шею.
— Я его снял.
— Пришел издалека?
— Вон оттуда, — сказал Билби.
— Откуда?
— Оттуда.
— Как называется то место?
— Не знаю.
— Так ты не там живешь?
— Нет.
— Значит, сбежал, — сказал бродяга.
— Может, и так, — ответил Билби.
— Может, и так! Почему «может»? Ясно, сбежал. Что толку врать? А когда ты сбежал?
— В понедельник.
Бродяга минуту подумал.
— Что, уже надоело?
— Не знаю, — честно признался Билби.
— Хочешь супу?
— Хочу.
— Сколько?
— Я бы съел побольше, — сказал Билби.
— Еще бы! Только я не про то. Я говорю: сколько дашь за суп? Сколько ты заплатишь за полжестянки вкусного-превкусного супа? У меня ведь не богадельня, понятно?
— Два пенса, — сказал Билби.
Бродяга покачал головой, взял видавшую виды оловянную ложку, которой он мешал свое варево, и с аппетитом его попробовал. Это был отличный суп, и даже с картошкой.
— Три пенса, — сказал Билби.
— А сколько у тебя всего? — осведомился бродяга.
Билби колебался, и это было заметно.
— Шесть пенсов, — наконец пролепетал он.
— Вот и суп стоит шесть пенсов, — заявил бродяга. — Раскошеливайся.
— А миска большая? — деловито спросил Билби.
Бродяга нащупал в темноте позади себя жестянку с зазубренными краями, в которой когда-то, как свидетельствовала этикетка — я только цитирую, а не утверждаю, что так оно и было, — находился «Океанский лосось».
— Вот. — Бродяга показал ему жестянку. — И еще ломоть хлеба. Хватит, а?
— А вы дадите, не обманете? — спросил Билби.
— Я что, похож на жулика? — разозлился бродяга, и в эту минуту клок густых волос свесился и закрыл ему один глаз, и лицо у него стало ужас какое грозное.
Билби без дальнейших рассуждений протянул ему шесть пенсов.
Бродяга спрятал в карман деньги и сплюнул.
— Уж я с тобой обойдусь по справедливости, — заметил он и сдержал слово. Он решил, что суп уже можно подавать, и аккуратно разлил его по жестянкам.
Билби сразу принялся за еду.
— Вот тебе в придачу, — сказал бродяга и бросил Билби луковицу. — Она мне досталась почти что даром, вот я и с тебя ничего не возьму. Доволен, а? Лук, он полезный.
Билби кротко поедал суп и хлеб, одним глазом искоса поглядывая на своего благодетеля. Он решил, что съест все до конца, посидит немножко, а потом выспросит бродягу, как пройти… куда-нибудь, все равно куда. А бродяга очень старательно выскреб остатки супа из своей жестянки кусочками хлеба и задумчиво уставился на Билби.
— Ты бы лучше покуда составил мне компанию, приятель, — сказал он. — Нынче тебе уж, во всяком случае, никуда идти нельзя.
— А может, я дойду до какого-нибудь города или еще до какого места?
— В лесу опасно.
— Как это опасно?
— Когда-нибудь слыхал про гориллу? Есть такая большая черная обезьяна.
— Слыхал, — пролепетал Билби.
— Так вот, одна такая бегает тут. Уже с неделю, а то и больше. Верно тебе говорю. И если какой-нибудь малец бродит тут в темноте, она, знаешь, может с ним поговорить по душам… Конечно, если горит костер или есть кто взрослый, она не тронет. Ну, а мальца, вроде тебя… Не хочется мне тебя отпускать, ей-богу, не хочется. Это штука опасная. Понятно, силком тебя держать я не стану. Вот такие дела. Иди, коли хочешь. А только лучше не надо. Верно тебе говорю.
— Откуда она взялась, эта горилла? — спросил Билби.
— Из зверинца, — ответил бродяга. — Тут один парень хотел ее изловить, так она ему руку чуть не насквозь прокусила.