Билет до Луны

— Если отработаете месяц, значит, останетесь надолго. У нас так: люди или сразу уходят, не выдерживают, или остаются на годы, — знакомит ее с группой напарница, Ирина Григорьевна. — Да, они вам будут сейчас рассказывать слезные истории. Про хлебушек, про вынужденное воровство. Делите все на два. Книгу Анатолия Приставкина «Ночевала тучка золотая» читали?

— Нет.

— Рекомендую. Полезно. И еще: старайтесь не заводить любимчиков, ну или хотя бы не выделять их. Как вам там, в институте, говорили: «У хорошего педагога любимчиков нет».

Персонал у нас менялся часто. Кому-то надоедали трудности, кому-то — невысокая зарплата. Новенькую забыли, видимо, предупредить, что с нами надо держать ухо востро. Верить на слово можно, но тщательно взвесив эти слова. Обычно недельку-другую новенького сотрудника дети усиленно проверяли на вшивость. В этой проверке основной целью было найти ноты равнодушия. Если таковые выявлялись, то вернуть расположение было невозможно. А без кредита доверия в нашем детдоме делать было нечего. Мы могли простить чрезмерную строгость, но равнодушие не прощалось никогда.

В то утро на завтраке недосчитались двоих. Федьку и Костю — близнецов, специально носивших одинаковую одежду, чтобы их друг от друга не отличали. Вопреки мнению о том, что близнецов водой не разлить, эти братья всегда бродили где-то порознь. Мало кто различал эти две черноволосые головы, однако Ирине Григорьевне это удавалось. По темной родинке у Федькиного уха да и просто по характеру. Близнецы вместо завтрака спали без задних ног. Крепким богатырским сном.

Ирина Григорьевна трясла мальчишек, брызгала на них холодной водой. Но ребята спали, и в этом не было ни грамма притворства. Вызвали новенькую воспитательницу, директора и медсестру, жившую в этом же квартале.

Оказалось, новенькая воспитательница, поверив рассказу мальчишек о том, что им на ночь дают таблетки, выдала братьям сильнодействующее успокоительное, даже не прочитав названия лекарственного средства и инструкции. Братьев-акробатов удалось разбудить. Через полчаса директор подписала заявление новой сотрудницы о добровольном уходе.

Воспитатели между собой еще долго перетирали эту тему. До нас долетали обрывки разговоров про то, что никто не имел права оставлять новенькую одну на группе, что снотворное не должно было храниться на полке в тумбочке, закрывающейся маленьким крючочком. И вообще, кто выписал ребенку такое успокоительное средство? Наша медичка забрала пузырек со словами: «Да я сама боюсь давать это лекарство. И доза-то всего полтаблетки. А тут по целой. И здоровым детям».

Кресты

После открытия нового детдома с торжественной линейкой и зачитыванием нам наших прав мы разбрелись по комнатам-группам, все еще пахнувшим свежестью ремонта. Группы были одинаковые. Ничего примечательного. Темно-коричневые шкафы. Тумбочки из комплекта к ним и кровати. Все одинаковое. Отличались только покрывала. У каждой группы они были своего цвета. В ожидании праздничного обеда болтали о том о сем, в общем, ни о чем. Кто-то поведал историю перепланировки здания. Якобы здесь погиб рабочий, на которого упала плита. Все сразу оживились. Девчонки ойкали по-старушечьи. Дескать, это дурной знак. Воспитатели просили не сочинять небылицы. Кто-то в шутку начал рисовать могильные кресты. На стенах, на шкафах, дверях — везде были кресты, выведенные черным карандашом.

А через две недели в детский дом пригласили священника, отца Сергия, — освятить здание. Девчонкам стал мерещиться везде мужичок, почему-то всегда одетый в серую фуфайку. Стоило им ночью в туалете взглянуть в зеркало, как там появлялось лицо с косматой бородой. На визг сбегался народ.

— Домовой! Я его видела!

— А может, леший!

— Ну откуда тут леший?! Это же не лес.

— Не лес? А вон, может, ему коряга — целая чаща.

— Нет, это же дух строителя!

— Да? А почему тогда он в фуфайке?

— Да Хозяин это!

— Кто?

— Хозяин этого дома.

Вот так появилась история про Хозяина. Больше всех ее любил рассказывать Ванька, основной приметой которого были лопоухие уши, моментально улавливавшие любой слух, впоследствии им не только пересказываемый, но и дополняемый самыми экзотическими подробностями. Эта лопоухость дала ему прозвище Лопух. У Ваньки Лопуха в этом районе была бабкина дача. Ванька от бабки знал, что место это значилось несчастливым: то молния сюда ударит, то еще что случится.