Шаман бросил в костёр какие-то травы, пламя мгновенно выросло и утихло. Он встал и, напевая, по всей вероятности, очень древние мелодии, стал пританцовывая ходить вокруг огня. Все сидели смирно. Шаман поднимал руки к небу, обращался к Богам и продолжал своё действо. Наконец он покойно сел и закурил трубку. Едкий дым пошёл прямо на Полину, и её измученному телу этот запах был невыносим. Её чуть не вырвало от приторного запаха табачного зелья. Шаман заметил её реакцию и специально ещё раз глубоко затянулся и дунул ей прямо в лицо. Полину аж передёрнуло от извращения, но она продолжала стойко держаться и с места не сдвинулась.
Церемония приближалась к кульминации. Чем дальше, тем менее ясным казалось происходящее. Полина устала и хотела поскорее уйти, но без своей покровительницы сделать этого не могла. Наконец-то шаман прекратил пения и снял с костра уже давно кипевший над ним кувшин. Аккуратно перелил зелье в глубокую глиняную пиалу и поднял её к небу. Осторожно отпил первый глоток. Питьё было очень горячим. Он долго что-то наговаривал на зелье, дул на него, а затем сделал ещё два глотка побольше. Шаман закатил глаза от удовольствия. Ему нравилось. Полина стала ощущать явную тревогу. Ей бы встать и уйти, но нельзя. Шаман очнулся, оглядел всех и пустил чащу по кругу. К счастью, в противоположную от женщин сторону, и девушка тайно надеялась, что до них черёд не дойдёт. Им напитка не достанется.
Каждый, кто прикладывался к чаще, всем свои видом и выражением лица передавал бескрайнее наслаждение, как от целебного нектара. «Может, ничего там особенного нет?» – мысленно успокаивала себя Поля, внимательно наблюдая за поведением тех, кто уже испробовал напиток одними из первых. Никто в обморок не падал, не бесновался, не буянил. Многие просто сидели, закрыв глаза, и пребывали в своих мирах.
Очередь до женщин всё же дошла. Старица умиротворённо взяла чащу и лишь пригубила. Затем передала напиток Полине и жестом приказала: «Пей!»
Выхода не было. Спрятаться или убежать, а тем более отказаться она не могла. Полину и так воротило с утра, а весь этот затянувшийся спектакль изрядно ей поднадоел. Желая как можно скорее всё это закончить, она глубоко вдохнула и отпила совсем немного. От одного глотка Полину чуть не вырвало. На вкус зелье было как яд, крепкий и жутко неприятный. Шаман бросил на неё злой взгляд и жестом приказал выпить ещё раз. Прикладывая огромные усилия, Полина сосредоточилась, глубоко выдохнула и ещё раз поднесла чащу к губам. Второй глоток был смертелен. Отвратительный напиток лишил её последних сил, и Полина отключилась.
Очень далеко, едва различимо, ей послышались звуки фагота. Девушка чувствовала, что лежит на мягком, тёплом песке и боялась открыть глаза. Музыка приближалась и становилась всё громче. Телом она ощущала, что кто-то ещё есть рядом, их несколько, и они легко бегают по рассыпному песку и танцуют буквально в нескольких шагах от неё. Лежать было приятно и совсем не хотелось открывать глаз. В воздухе, музыке, запахах, везде ощущалось всеобщее пробуждение. Весна. Раннее утро.
Исполняя ритуальные движения омовения и очищения по одной показывались танцовщицы, и лишь солистка, не подавая признаков жизни, лежала ничком на чём-то красном. Предчувствовала, но пока не знала, что уготовила ей судьба, какой сделала выбор.
Начинался балет Игоря Стравинского «Весна священная». В оркестре зловеще заиграла тема трубы, и солистка наконец-то проснулась. «О, ужас! Что значит это платье? Неужели я?.. Нет, этого не может быть. Это какое-то недоразумение. Я хочу жить! Я люблю жизнь!» – движениями громко кричала она.
Судьбоносный рок безжалостен. Зима, холода и оцепенение затянулись. Мир, солнце, вся природа должна возродиться, люди просто обязаны принести Матушке – Земле жертву. И выбор пал на неё – самую лучшую. Только ей под силу, своим танцем, жизнерадостностью и внутренней энергией растопить снега и скорее призвать весну.
Самоотрешено солистка принимает знак свыше, но пока она не хочет уходить и так желает, так стремится хоть в последний раз порадоваться хороводу с друзьями. «Но почему вы так жестоки? Почему не принимаете и отталкиваете меня? Вот, милый, дорогой, наконец и ты здесь. Убереги меня, защити! Прошу тебя!» – исполняя волшебно символические движения, Полина всем телом кричала в зал.
С самой первой репетиции она не танцевала, а жила, дышала каждой хореографической задумкой гениальной Пины Бауш[49]. Полина не переставала удивляться, откуда и как немка могла так тонко и чутко понимать, чувствовать и движениями передавать архаичные пласты культуры славян? Все хореографические линии, хороводы, обрядные рисунки были так близки русской Поле, и она танцевала, полностью отдаваясь своему делу. Вдохновлённо и искренне.
– Я не хочу умирать! – пыталась крикнуть Полина. – Помогите, умоляю, – причитала она.