Билет на ладью Харона

Гораздо больший тактический выигрыш сулил другой путь — по пожарной лестнице на крышу и чердак, но здесь пришлось бы карабкаться не меньше двух минут, представляя собой в это время идеальную мишень даже для самого посредственного стрелка, окажись он возле одного из окон.

И тут же он увидел первые трупы. Один, в желтовато-зеленой униформе гостиничной охраны, лежал на боку, откинув одну руку и подвернув под себя другую, неподалеку от ворот. Очевидно, надеялся добежать до закрытой на кованый засов калитки. Но не успел, на несколько секунд и метров.

Второй, судя по белой куртке и черным брюкам с лампасами, официант, сидел, уронив голову на грудь, возле кирпичной стенки цокольного этажа. Этого, судя по месту и позе, просто расстреляли. Похоже, в назидание прочим возможным нарушителям приказа.

Сколько же их, захвативших здание, и где они расположились?

«Будем посмотреть».

Теперь по крайней мере начинается настоящая, привычная работа.

С пистолетом в левой, опущенной вдоль тела руке Тарханов проскользнул в дверь, по узкой и темной лестнице взлетел на площадку второго этажа. Отсюда короткий коридорчик вел к ресторанному залу, другой, подлиннее, — на склады и в кухню.

Дорогу через зал он знал, иногда приходилось поздними вечерами забегать сюда, взять в буфете вина или пива, расположения же прочих помещений не представлял.

Зато риск нежелательных и преждевременных встреч там гораздо меньше.

Он свернул налево.

В разделочном зале было пусто, а из-за двери собственно кухни слышались голоса.

Тарханов осторожно потянул на себя до блеска выдраенную сотнями рук дугообразную латунную ручку.

За длинным столом, в сером свете туманного утра, сидели несколько мужчин и женщин. Точнее — трое мужчин и четыре женщины. На столе тарелки с едой, водочные и винные бутылки. Выпивают и закусывают как ни в чем не бывало. Не рановато ли? А что еще делать людям в подобной ситуации? Тем более сотрудникам цеха, где ночь — это самый рабочий день. И наоборот — соответственно.

Сергей по-прежнему бесшумно переместился в центр обширного помещения, предостерегающе поднял пальцы к губам.

— Спокойно. Я — свой. Кто-нибудь еще здесь есть?

Мужчина лет за сорок, судя по одежде — повар, сидевший с краю, поставил на стол налитый до половины стакан, поднялся, избегая резких движений.

— Здесь — никого нет. Там, — он махнул рукой в сторону фасадной части здания, — там много… этих…

Подходящего термина он не подобрал или специально сохранял нейтральную неопределенность, не зная, с кем имеет дело.

— Кроме этой двери, есть еще выходы в зал?

— Есть. Через буфетную и бар. И еще одна к лифту, для спецобслуживания номеров люкс. Но они сейчас заперты.

— А вы кто будете?

— Я старший повар смены. Это — повар второй руки, он — официант. Женщины — кухарки. Мы Славу собрались помянуть. Убили его два часа назад…

— Я видел, там, во дворе. За что и кто?

— Эти ж самые, черные и убили. Нерусские. В смысле не наши, не местные. Говорят по-турецки, что ли, или я не знаю. И одеты в камуфляжи одинаковые, не нашего образца. Те, которые из местных горцев, попроще будут, держатся повежливее, словно как даже стесняются немного.

А эти — чистые волки. Глазами по сторонам зырк-зырк, пальцы на спусках все время. Вот Слава и говорит мне, когда они первый раз сюда ввалились, потом ушли: «Я пойду». У него смена все равно кончилась. «В город я пойду, дома у меня карабин есть, — а он охотник был хороший и со службы только два года как уволился, — возьму карабин, узнают у меня эти гады…»

Повар говорил нервно и сбивчиво, выпитое уже слегка заплетало ему язык, и он будто заново переживал случившееся. Остальные сидели молча, кивали только довольно синхронно.

— Спокойнее, спокойнее. Вы присядьте, стакан свой допейте, легче будет.

Повар послушно выполнил указание.

— А они когда первый раз сюда вломились, не сюда, а в зал, бутылок сразу нахватали в баре самых дорогих, закуски холодные, жрать сели.

Нам говорят — сидите и не высовывайтесь, и чтобы с кухни не ногой. Обед чтобы им приготовили, самый лучший. Но — без свинины. А потом, когда уходили, Юлю с собой забрали, официантку, красивая у нас самая, и со Славой у них симпатия была…

Ну вот он тогда и говорит мне: «Пойду я». Как там они с Петром сговорились, он охранник был второго этажа. И с оружием. Что там случилось, я не знаю, только стрельбу услышал, сначала на лестнице, потом во дворе. В окно я успел выглянуть. Петр из пистолета стрелял, а Слава у калитки засов дергал. От дверей из автоматов замолотили. Мне не видно было, но сразу из нескольких. Сначала Петр упал, потом Слава. Но его только ранили сначала, потом набежали, скрутили, человек пять или шесть, бить начали, и прикладами, и ногами, и тут же к стенке оттащили — и все…

Повар махнул рукой и налил себе еще. Женщины дружно принялись всхлипывать и вытирать глаза. Повар второй руки и официант, по-прежнему молча, тоже потянулись к стаканам.

— Помянете с нами раба божьего Вячеслава?

— Обязательно, только попозже. Дальше что было?