Билет на Лысую гору

– Само собой. Лигул, котята мои неутопленные, сам метит стать повелителем мрака. Он знал, что рано или поздно Здуфс доведет вас до бунта бесконечными придирками. По его замыслу, Гарпий должен был уничтожить Улиту, свиту Мефодия и убрать Даф. Мефодий остается один как перст. Тут уже Лигул, вмешавшись, отзывает Гарпия в Тартар. Буслаев же, без друзей и свиты, отданный самым бестолковым учителям, не только не станет повелителем мрака, но и до рядового стража не дотянет по своим возможностям.

– Вот сволота! – сказала Даф и тотчас прикусила себе язычок.

Для выпускницы эдемской школы она позволяла себе слишком крепкие слова. Шмыгалка упала бы в обморок, если только… если допустить, что она сама в душе никогда не произносила чего похлеще.

Мамзелькина перевернулась на бок и не без грации поместила руки под щеку.

– Давно не леживала. Все больше других укладывала. Оно, оказывается, и славно, полежать-то! – поделилась она. – А теперь слушайте! За ваши головы сегодня к вечеру будет назначена награда. Мир лопухоидов не самое подходящее место. Он велик, но в нем не спрячешься. Комиссионеры повсюду. Эдем и Тартар тоже отпадают по ясным причинам. Эдема вы не заслужили, в Тартар же особенно торопиться не стоит! Остается только одно место, где вас не сразу догадаются искать.

– Какое? – спросил Мефодий.

– Лысая Гора. Комиссионеры туда без большой нужды не суются. Эйдосами там не разживешься, да и маги не любят, когда лезут в их дела. К тому же тут еще одна причинушка есть, зачем вам надо на Горку-то Лысую.

Аида Плаховна захихикала. Смех у нее был мелкий, как пересыпающийся горох.

– Если хотите Ареюшку выручить, чтобы он меня, старую, и дальше медовушкой радовал и старость трудовую мою скрашивал, узнайте тайну Лигула! – посоветовала она.

Даф подалась вперед.

– Какую? – нетерпеливо спросила она.

Глазки у Аиды Плаховны сразу стали узкие, как две амбразуры, из которых бил жуткий, неземной свет.

– И-и, девочка моя светлая, кто много знал, тот давно уж на косу ко мне прыгнул!.. Да только я и сама о косу свою порезаться не хочу… – запела она со скрытой угрозой.

Даф поспешно отвела взгляд, и старушка немного успокоилась.

– Откуда ж я знаю, что за тайна у Лигула? – заскрипела она уже миролюбивее. – Да только непременно такая должна быть. Уж очень он почему-то Лысую Гору не любит. Как о Лысой Горе кто заговорит, так и передернется сразу. А ведь ежели разобраться, гробики мои нефасованные, и пострашнее Лысой Горы местечки есть. Говорят, будто в молодости Лигул провел на Лысой Горе несколько лет.

Старушка поправила под головой рюкзак и задумчиво уставилась в потолок.

– Наклонись-ка, Улита, наклонись, сладкая моя! Шепну я тебе кой-чего в румяное ушко! – велела она.

Улита, хотя и без особого рвения, склонилась над лежащей Аидой Плаховной. Мамзелькина шептала долго. То и дело она начинала горячо жестикулировать и даже хватала Улиту за цепочку на шее. Молодая ведьма не переспрашивала, только кивала. Ее лицо светлело, но все же, как показалось Даф, сомнения окончательно не рассеялись.

– Ох, не люблю я этого Подземья!.. Вы уверены, что это прокатит? – сказала она, морщась.

– И, милая, не нам с тобой судить, что прокатит, а что не прокатит. Иной раз канат оборвется, так на волоске человечка вытащишь! Так-то вот! – сурово сказала Аида Плаховна.

Улита не стала спорить. Перед тем, как покинуть резиденцию мрака, она наведалась в кабинет Здуфса и вырезала из рамы уцелевший холст с портретом горбатого карлика Лигула. Холст был скатан и без особых церемоний засунут за голенище высокого сапога.

– Зачем? – спросил Мефодий.

– Как зачем? А родное лицо иметь поблизости? – таинственно отвечала ведьма, и больше никаких объяснений не дала. Нарисованный Лигул, лишенный возможности видеть и слышать что-либо, угрюмо ворочался в сапоге.

Поманив за собой остальных, Улита быстро направилась к выходу. Мефодий, Даф, Мошкин и Ната с Чимодановым торопливо потянулись за ней.

– Э-э… нет, голубчики! Куда? Так не пойдет! – произнесла с пола Мамзелькина.

– А что такое? – не понял Мефодий.

– Как что? Оглушил старушку и рад, Раскольников проклятый? Что ж, мне так и лежать, покуда меня найдут и – хи-хи! – приведут в чувство? Я желаю страдать с комфортом. Ясно тебе, гадик?

– Ясно, Аида Плаховна!

– А раз ясно, то медовушка-то моя где? Не у Арея ли в кабинете? Если уж деградировать, так с музыкой!

– Нет уже у Арея кабинета. Все Здуфс уничтожил… Один бочонок я только припрятала. Там, под лестницей! – с готовностью наябедничала Улита.

– Неужто медовуху вылил, аспид? Не врешь?

– Не вру, бабушка!

– Убивают за такие вещи! Отольются кошке старушечьи слезки! На мою отраду посягнул! – сказала Аида Плаховна с величайшим негодованием.

А внимательные глаза ее уже косили в сторону лестницы. Мамзелькина явно прикидывала, ползти ли ей или дойти ногами и там еще раз лишиться чувств. Мефодий подумал, что не завидует Гарпию Здуфсу, если тот вздумает не вовремя очнуться. Есть вещи, которых не прощают даже милые старушки с сельскохозяйственными орудиями в брезентовых чехлах.