– Мы переехали сюда в прошлом году, когда дедушка заболел. Я тогда понял, что хочу не только общую историю знать, но и историю своей семьи. И что мне стоит порасспрашивать деда, пока он не ушел от нас навсегда.
Я представляю свое собственное генеалогическое древо. Как мало ветвей на нем осталось и как мало людей могут рассказать мне о них. Тетя София пытается: вешает на Рождество елочные игрушки, принадлежавшие моим родителям, готовит на их дни рождения капкейки. Но дядя Джейк подобен замкý без ключа. И как его в этом винить, когда я, как никто другой, понимаю, насколько больно о них говорить. Только мне от этого не легче.
– Это родственники со стороны моего дедушки владели замком вблизи Абердина[8]
, куда я собираюсь… – Сойер резко замолкает и смотрит на меня: – Знаешь что? Лучше мне не начинать говорить о замках, а то я потом не смогу остановиться.– Нет-нет, мне интересно. История моей собственной семьи мне почти неизвестна. А из замков я вживую видела только надувные, на вечеринках.
Сойер смеется:
– С историей они никак не связаны, зато с весельем – напрямую.
Мы идем по железнодорожному переходу, в котором мужчина играет на гитаре медленную, приятную и очень печальную мелодию.
– Итак, – произносит Сойер, – твой следующий выбор: ресторан-кафе, мексиканская забегаловка или пицца в парке.
– Пицца в парке, – без колебаний выбираю я.
– Уже проглядывает тенденция, – замечает Сойер, но выглядит при этом довольным.
Мы покупаем пиццу и устраиваемся с ней на деревянной скамейке под раскидистым дубом. Ребята невдалеке заканчивают играть в футбол, дорожки в парке полны бегунами и держащимися за руки парочками.
– Я не жалуюсь. – Сойер открывает коробку с пиццей и дает мне первый кусок. – Просто отмечаю: у тебя довольно… непритязательный вкус.
– Что есть, то есть, – бодро отвечаю я и откусываю от пиццы.
– Ты поэтому не хочешь даже малой части выигрышных денег?
Своим вопросом он застиг меня врасплох. Я опускаю пиццу, не зная, что сказать, и удивляясь, откуда ему это известно.
– Прости, – извиняется Сойер. – Ты, наверное, не хочешь об этом говорить.
– Нет, просто… с чего такое предположение?
– Ну, ты сказала, что билет был подарком на день рождения, – объясняет он. – А Тедди показался мне хорошим парнем, другом, на которого можно положиться, вот я и подумал, что он, скорее всего, предложил тебе часть денег. И если бы ты их приняла, то я услышал бы об этом в новостях.
– Логично. – Я подцепляю пальцами сырную корочку.
– Вот меня и мучает любопытство. Из-за чего кто-то может отказаться от миллионов долларов?
Я устремляю взгляд в темноту. Как ответить на этот вопрос? С чего вообще начать?
– Не знаю, – наконец признаюсь я. – Наверное, я слегка испугалась.
– Сумма огромная, понимаю, – соглашается Сойер.
– У Тедди вся жизнь изменилась.
– Кто-то бы сказал: к лучшему.
– А кто-то бы сказал: к худшему. Я не знала, хочу ли, чтобы моя жизнь настолько изменилась.
Мне с огромным трудом удается проглотить готовое выскочить изо рта слово «опять». Вряд ли Сойеру известно что-либо о моем прошлом. Между нами словно чистый лист, который еще предстоит чем-то заполнить. И есть в этом что-то освежающее и бодрящее.
Сойер кивает, но все еще выглядит озадаченным.
– Что? – кошусь я на него.
– Просто… я вижу, как ты помогаешь в столовой. Бабуля считает тебя самым лучшим волонтером из всех. И я знаю, что ты много еще где помогаешь. Неужели у тебя не возникло искушения взять часть денег и… ну, я не знаю, сделать с их помощью что-то хорошее?
И снова сердце печально сжимается, поскольку я понимаю: именно так бы и поступили мои родители. А для меня хуже всего – ощущение, будто я разочаровываю их, хотя папы с мамой давно уже нет. Я запрокидываю голову, пытаясь собраться с мыслями.
– Честно? Я отказалась от денег чисто инстинктивно. В тот момент мне казалось это правильным. И большую часть времени я рада принятому решению. Но, конечно же, в глубине души я не могу не задумываться… Да ладно, что уж скрывать, я каждый раз захожу в столовую с мыслями о том, как эти деньги могли бы помочь нуждающимся. Или что бы я могла сделать для своей семьи. Я постоянно чувствую себя виноватой. Но также ощущаю невероятное облегчение от того, что не взяла эти деньги, а это лишь усугубляет мое чувство вины. Я уже даже начала жалеть о покупке этого дурацкого лотерейного билета, что тоже ужасно, поскольку Тедди и его мама очень нуждаются в выигранных деньгах. В общем, можно сказать, что я сомневаюсь в правильности своего решения, а потом сомневаюсь в своих сомнениях относительно него.
Сойер качает головой:
– Прости. Я не знал.
– Ерунда, – передергиваю я плечами. – Правда. Просто вот такой вот у меня сейчас странный период в жизни.
– Не вешай нос. Может, Тедди потом сам надумает сделать что-то очень классное с этими деньгами, и это разрешит все твои сомнения.
– Угу, – отвечаю я, прекрасно слыша нотку сомнения в своем голосе. – Может быть.
– Замерзла? – спрашивает Сойер, и только тут я осознаю, что дрожу.
Покачав головой, застегиваю куртку до самой шеи.
– Нет. На улице хорошо.