Билет на вчерашний трамвай

– Я позвоню тебе через пару дней, можно? В кино сходим, погуляем… В общем, дальше видно будет. Но я серьезно, Ксюш.

Я подняла глаза на потенциального бойфренда и кивнула.

– Позвони.

… И он позвонил. А потом мы пошли в кино. И гуляли до рассвета. И ели мороженое…

А через три месяца у меня скончалась бабушка, оставив мне в наследство отдельную двухкомнатную квартиру.

В которую через сорок дней мы с Кириллом переехали.

Я начала отматывать новую нить от своей катушки жизни…

– Мерзкая баба! – с чувством выплюнул мне в лицо Кирилл, потеряв всяческое терпение. Что немудрено – на втором-то году нашего сожительства.

Сожительство это с самого начала было весьма неудачной затеей. И я пожалела о своем гостеприимстве уже через месяц. Однако, как многие женщины, воспитанные на Домострое, покорно терпела регулярные загулы гражданского супруга, да и побои тоже. Иногда, по особым праздникам, Кирилл снисходительно заменял тумаки на вопли: «Что, сука, рожу воротишь? Где была, отвечай? На работе?! А может, по мужикам таскалась, паскуда? Рожа у тебя больно уж хитрая!» – и тогда я считала, что день заканчивается весьма позитивно.

Я в очередной раз не вовремя купила еще одного козла. Которого теперь не могла продать даже за полцены…

– Сегодня ты ночуешь у Бумбастика! – сурово ответила я своему зайке («зайка» в моих устах, чтоб вы знали – это страшное ругательство) и захлопнула за ним дверь.

Потом села и перевела дух.

Так. Если зайка послушно потрусит к Бумбастику, то через пять минут мне позвонит Лелька и нецензурно пошлет меня куда-нибудь, пожелав покрыться сибирскими язвами и прочей эпидер-сией.

И зайка не подвел. Зайка совершенно точно пришвартовался у Бумбастика… Дзынь!

Я побрела на кухню, на ходу репетируя кричалку, которая должна обезоружить Лельку.

– Алло, Скворцова! – заорала я в трубку. – Моя карамелька пошла к вам в гости! Ты ему дверь не открывай, скажи, чтоб уматывал к себе в Люблино. К бабке.

– Чтоб тебя понос пробрал, ветошь ты старая… – грустно перебила меня Лелька. – Не могла заранее позвонить? Твой нежный сожитель уже сидит с Бумбой на кухне, сожрал у меня кастрюлю щей, ржет страшным смехом, как Регина Дубовицкая, и собрался тут ночевать. Понимаешь? Но-че-вать! А что это значит? Молчи, не отвечай. Мне убить тебя хочется. Это значит, моя дорогая подружка, что я щас беру свою дочь, и мы с ней идем ночевать К ТЕБЕ! Понятно? Я с этими колхозными панками в одной квартире находиться отказываюсь.

Чего-то подобного я и ожидала.

– Иди. Я вам постелю.

– А куда ж ты денешся?

…Очень непросто вставать утром в семь часов, если накануне ты пил алкогольные напитки в компании Оли. И не просто пил, а напивался. Сознательно.

Еще сложнее, чем встать в семь утра, – разбудить двоих четырехлетних детей, накормить их йогуртами, одеть в пятьсот одежек и отбуксировать в детский сад, который находится в… То есть в нескольких автобусных остановках от твоего дома.

Это подвиг, скажу честно.

При этом надо постараться выглядеть трезвой труженицей и порядочной матерью. Чтобы ни дети не пропалили, ни воспитательница.

На Лелю надежды никакой. Она сама никакая. Значит, быть мамой-обезьянкой сегодня придется мне. И тащить двоих киндеров в садик, сохраняя при этом равновесие.

А почему я этому ни разу не удивлена? Не знаете? И я не знаю. Но косить-то надо…

Бужу, кормлю, одеваю детей. Параллельно капаю в глаза визин и закидываю в пасть пачку орбита. Выгляжу, как гуманоид, который всю ночь пил свекольный самогон, сидя в зарослях мяты. Но это лучшее, что я на тот момент могу из себя вылепить.

Запихиваю детей в битком набитый автобус, утрамбовываю их куда-то в угол и, повиснув на поручне, засыпаю…

– Мам… – слышу как сквозь вату голос сына. – Мам, а когда мне можно жениться?

Ну ты спросил, пацан… Маме щас как раз до таких глобальных вопросов…

– Когда хочешь, тогда и женись. Ответила и снова задремала.

– Ма-а-ам… – Сыну явно скучно. С Лелькиной Леркой он бы, может, и поговорил. Только я ей рот шарфом завязала. Не специально, честное слово. Поэтому Лерка молчит, а я отдуваюсь.

– Ну что опять?!

– Знаешь, я на Вике женюсь. На Игнатьевой.

Тут я резко трезвею, потому что вспоминаю девочку Вику Игнатьеву.

Сорок килограммов мяса в рыжих кудрях. Мини-Трахтенберг. Лошадка Анжела. Я Вике по пояс.

– Почему на Вике?! Ты ж на Лиле хотел жениться, ловелас в рейтузах! У Лили папа симпатичный и на джипе! Зачем тебе Вика, господи прости?!

На меня с интересом смотрит весь автобус. Им, поклонникам «Аншлага», смешно! Они видят похмельного гуманоида с двумя детьми, один из которых замотан шарфом по самые брови, а второй зачем-то хочет жениться. И смеются.