Был еще день. Я просил ее рассказать мне о Мире Возможного. И она рассказала… Мир ее был прекрасен. Не своими городами и реками, не полетами за пределы солнечной системы и радостным трудом. Он был прекрасен мыслями, чувствами и отношениями людей. Она рассказала мне про моих друзей. О белобрысом худом поэте, который стал Великим Физиком. И о других, которых уже не было на этой Земле или о которых я ничего не знал. И чем больше она рассказывала, тем явственнее я понимал: моя жизнь была цепочкой маленьких и больших предательств, невидимых окружающим, потому что они были спрятаны глубоко в душе; цепочкой страхов и сомнений, когда нужно было действовать прямо и решительно; цепочкой недомолвок, которые незаметно перерастали в боль и страдания других людей.
Я испугался любви к женщине, испугался, что она затянет меня в свой непонятный мне мир. И я посоветовал ей избавиться от ребенка, чтобы быть свободным. Я спрятался за спину своего лучшего друга, когда нам в лицо смотрели дула автоматов. Я не подал руки одному человеку, когда тот в этом нуждался; посмеялся над другим, когда этого не следовало делать; я ушел, когда мне не нужно было уходить; закрыл глаза, когда нужно было смотреть еще пристальней, чем прежде.
- Неужели все это правда? - Я покачал головой. Неужели правда?.. Кристально чистых людей нет. Если собрать все грехи человека, накопленные им за свою жизнь, то у каждого, наверное, наберется немало. И все равно… Тяжело… страшно…
- Правда, - сказала она, имея в виду свое, потом посмотрела на меня. - Почему ты никогда не спросишь меня о своем сыне?
- Так он все-таки родился?
- Да, в нашем мире он родился. Ему уже двадцать лет. Он работает летчиком-испытателем и любит очень красивую девушку.
Она рассказывала мне о нем, а я все слушал, слушал, слушал. Мне хотелось знать о нем все. Мне хотелось видеть его. И тогда я стал просить ее, чтобы она привела его сюда.
- Это невозможно, - сказала она. - Ведь его нет в вашем мире. И он не может появиться здесь.
- А ты? Значит, та женщина еще жива, если ты здесь?
- Да. Это, должно быть, так. Тебе не хочется увидеть ее?
- Я боюсь.
- Ты всегда боялся.
Она ушла и не появлялась целый год. А в этом году в конце сентября я увидел ее вновь. На том же самом месте. Она нисколько не изменилась. Ей снова было двадцать лет. Я бросился к ней и прижал к себе. И она не протестовала, только заметила:
- Ты изменился за год. Поседел…
Да. Она была права. За год я изменился.
Теперь я был не только слушателем, я рассказывал сам, а она смотрела на меня удивленными и радостными глазами. И глаза ее говорили: «Тебе стало лучше…» Да. Я прожил беспокойный год. Лучший год в своей жизни.
Мы рассказывали друг другу, а потом просто молчали, и желтые листья берез падали нам на плечи.
- Ты был у нее? - спросила она.
- Был. Она не захотела меня видеть.
- И ты ушел?
- Нет. Я все же увидел ее. И рассказал ей все.
- Она простила тебя?
- Нет. Но она улыбнулась.
- Ты любишь ее?
- Люблю.
- Ты вернешься к ней?
- Нет. Я ей не нужен. У нее есть семья.
И был еще день. И еще. Один счастливее другого. Она возникала среди белых стволов берез, и я бежал к ней. Мы сидели, обнявшись, у самой воды, и река медленно текла у наших ног, что-то тихо нашептывая нам.
- Я хочу посмотреть на ваш мир, - сказал я вчера.
- Я ждала этого. Ты не боишься?
- Нет.
- Но это невозможно. Тебя нет в нашем мире. И ты не можешь в него попасть. Разве что на мгновение. Но тогда ты не сможешь вернуться назад. И, прожив мгновение там, ты исчезнешь, перестанешь существовать везде.
- Все равно я хочу увидеть этот мир. И тебя, и сына, и великого физика, и всех остальных.
- Подумай. Здесь мы могли бы встречаться еще долго.
- Нет. Разреши мне все увидеть собственными глазами.
- Хорошо. Подумай хотя бы до завтра.
…Она появляется среди берез, словно ждала моего прихода. Сегодня она не машет мне рукой. И не поймешь, веселая она или грустная. Она словно плывет по желтому ковру из опавших березовых листьев. Останавливается в пяти метрах и смотрит на меня долгим взглядом.
- Здравствуй, - говорю я.
- Здравствуй, - отвечает она.
- Значит, я увижу их?
- Ты не передумал? Еще есть время.
- Нет. Я все решил.
Она подходит ко мне и треплет волосы на макушке.
- Поцелуй меня, - говорит она. - Там будет много людей.
Мы стоим, прижавшись друг к другу, двадцатилетняя женщина и я, уже совсем седой, поседевший в один день. Я чувствую, что она не хочет меня отпускать. Ведь теперь она потеряет меня навсегда.
- Подожди меня здесь, - говорит она. - Я дам тебе знак.
Она уходит все дальше, все дальше, медленными шагами, оглядываясь и останавливаясь на секунду. Обнимает березу. Может быть, ей трудно идти, или там, за березой, кнопка неведомого мне аппарата?
Она оторвалась от ствола, выпрямилась, позвала меня. И я пошел к ней.
Я хочу хоть на миг увидеть мир, в котором я не испугался своей любви; мир, в котором я не убил своего сына; мир, в котором я не предавал своих друзей, не прятался за их спины.
Я иду к тебе, моя молодость! Возьми меня хоть на миг!