– Мы… – без доли сомнений и кокетства ответила Инесса и, подумав, добавила: – И еще один человек.
– А остальные начнут за нами охотиться. Выследят и пристрелят, как куропаток.
Инесса презрительно фыркнула. Закурила и, посмотрев покровительственно на Виктора, успокоила:
– Тот, кто получит эти миллиарды, одним махом сметет ненужных партнеров. Война будет недолгой. Мы от нее укроемся в каком-нибудь бунгало на берегу океана. А дальше мой московский друг станет полным хозяином в России, и никто нам угрожать не посмеет. Вернее, таких не останется.
Было от чего присвистнуть. Никак не укладывалось в голове Виктора, что он, благодаря любви к Инессе, втягивается в настоящую криминальную войну, способную по своим масштабам перекинуться в Европу. Ни один российский мафиози, узнав, что его обманули, не остановится перед самыми жестокими методами. Ясно, как Божий день!
– Ты хоть отдаешь себе отчет, что связалась с преступниками? – начал он, мучительно обдумывая фразы, чтобы не походило на нравоучение. – Весь цивилизованный мир боится, как огня, мафиозных структур. Их деньги редко кому приносят счастье. Вы там, в России, посходили с ума от первичного накопления капитала. Зачем? Для того, чтобы хорошо жить в Европе, миллиарды не нужны. И миллионы тоже. Ради чего подвергать себя смертельной опасности? Поверь, все, что тебе в жизни нужно, я принесу тебе на тарелочке без мафии и русских бандитов.
Поддерживать душеспасительную беседу Инесса не собиралась. Виктор сейчас напомнил Манукалова, и она связала их обоих одним определением – «кэгэбешники». Но сдержалась и не произнесла вслух. Виктор был ей нужен прежде всего как партнер, а уж потом как любовник и, возможно, муж. Приходилось лавировать и бить на чувства.
– Тебе многое непонятно. Столько лет живешь в райском уголке, а я, между прочим, все эти годы вынашивала мечту о мести Манукалову. Мне мало бросить его и остаться с тобой. Понимаешь – мало! Я должна втоптать его в грязь. Стать безумно богатой и независимой, использовать его поганое имя в собственных корыстных целях. Чтобы после моего отъезда из России его выгнали в отставку, разжаловали, предали забвению. Меня не деньги прельщают. Хотя несколько миллионов не помешают. А триумф. И никто мне этого триумфа не даст, кроме меня самой. Ты все вспоминаешь о той Инке-тростинке, отдавшей тебе свою первую любовь, а во мне ничего того не осталось… кроме нашей любви. Ведь жизнь с Манукаловым лишила всех чувств разом.
Вступать в спор не имело смысла. Виктор знал, что уж коль в женщине заговорили гордыня и ущемленное самолюбие, то она будет настаивать на своем даже на краю пропасти. Там, где мужчина согласится пойти на компромисс, женщина, решившая мстить, не успокоится, пока не удовлетворит сжигающую ее страсть.
– Что бы ни случилось, я буду рядом. Мне тоже следует свести счеты с Манукаловым, хотя бы за ребят, отсидевших столько лет по его милости…
«И по твоей», – чуть не сорвалось с языка Инессы.
Не желая возвращаться к оконченному разговору, они замолкли в пылких объятиях и за целый день никаких слов, кроме любовных, старались не произносить.
После того как обессиленная Инесса уснула, Виктор отправился в кабинет и углубился в изучение банковских документов и структуры банка, который ему предстояло возглавить. Действовать приходилось на свой страх и риск. Он понимал, что информация неизбежно просочится в ГРУ и там не простят подобную самодеятельность. Но и существовать под постоянным колпаком разведки Виктор тоже не собирался. Пришло время выходить из игры. Хватит, достаточно потрудился на КГБ, отмывая и пристраивая партийные деньги. А перед новой властью у него никаких обязательств нет. Манукалов, зная об их отношениях с Инессой, в любом случае постарается его опорочить и подставить.
Двухэтажный дом французской архитектуры конца прошлого века, купленный Виктором шесть лет назад, ничем не отличался от расположенных рядом особняков люксембуржцев. Стремясь полностью адаптироваться в чужой стране, Виктор сразу же отказался от советских привычек и перестроил жизнь в соответствии с обычаями местных обывателей. Каждый вечер опускал жалюзи на всех окнах, а утром со щеткой в руках подметал брусчатый тротуар возле дома. Гордился цветами, растущими в маленьком палисаднике под окнами, и всегда загонял машину в гараж. Входную дверь, сделанную из стекла, с матовыми цветами на нем, держал приоткрытой, зная, что никто не посмеет переступить порог дома. Но тем самым демонстрируя окружающим свою открытость перед обществом. Бандиты, грабители и насильники в Люксембурге существуют исключительно на экранах телевизоров и то в американском исполнении. Любой уважающий себя люксембуржец скорее будет жить на улице в знак протеста против преступности, нежели научится закрывать наглухо входную дверь.