Под базу нам выделили какой-то небольшой барак с небольшим двориком, обнесенный забором из бетонных плит. Внутри — длинная «взлетка», словно в армейской казарме и, за небольшой, явно совсем недавно сделанной перегородкой — маленькая комнатушка для меня. Душ — большая черного цвета бочка на крыше, от которой вниз, сквозь «специально обученные» отверстия, в помывочную идут три резиновых шланга, на которых болтаются насадки, вроде как у садовых леек. Прочие удобства вообще во дворе. Ничего, видали мы лилипутов и покрупнее, в смысле, местечки и похуже. В том же Шарое в самом начале, помнится, до того, как жилые модули-вагончики собрали, жили в обычных армейских палатках на сорок человек. В самом начале марта, в горах, на высоте в три тысячи метров и практически без дров. Да что дрова! Там порой такой силы ветер поднимался, что «запарусившие» палатки едва ущелье не сносило вместе со всем содержимым, включая нас. Помню, посреди ночи по три-четыре часа, словно обезьяны, на центральных кольях висели. Держали, чтоб не сломались, и палатка не сложилась прямо на нас и по ветру за собой в пропасть не утянула. А тут — четыре кирпичные стены, крыша из старого, густо поросшего зелено-буро-рыжим мхом шифера. Чем не «Хилтон»?
И, хотя работы нам подкинули много, наконец-то появилась реальная возможность прокатиться в Самару, причем — совершенно официально. Рекогносцировка на местности. И что, что не наша зона ответственности? Вон, разрушенный почти до основания в первый же день войны Чапаевск — тоже не наша, но и туда катались. А то, мало ли куда за выроднями гнаться придется, и то, как попали в незнакомые места, так сразу и бросать погоню? Нет, продолжать нужно, уйдут ведь. А как, если местности не знаешь и из-за этого в засаду влететь сможешь запросто? Значит — местность нужно знать. Вполне логичное обоснование. Одно плохо — пропадает оно впустую. Результатов нет.
Первая поездка в Самару произвела на меня тягостное впечатление. Городу сильно досталось — это видно было сразу. Говорят, в первый же день войны американцы целенаправленно били по каскаду волжских плотин, не без оснований надеясь на то, что двадцатиметровая волна, образовавшаяся при их прорыве, натворит вдоль берегов реки дел ничуть не меньше, чем цунами, которое чуть не весь прибрежный Таиланд в свое время смыло. К счастью, что-то у янки не заладилось, может, ракеты их хваленые оказались не такими уж высокоточными, а может, слухи о том, что российские войска ПВО уже ни на что не годны, оказались несколько преувеличенными. Короче, последствия оказались гораздо менее катастрофическими, чем предполагалось. Хотя… Нет, в теории я понимаю, что могло бы быть и хуже, но глядя на сильно заболоченную низину, из которой то тут, то там большими грязными кочками торчали груды бетонных плит, бывших раньше высотными домами, с трудом могу себе представить, как это самое «еще хуже» могло выглядеть на практике. Тут и так полная задница. По всей бывшей прибрежной линии — либо сплошной завал из обломков бетона и кирпича, либо болото, ни одного целого здания, только знаменитая некогда самарская Ладья, не понятно по какой прихоти судьбы, устояла. Выглядит, конечно, совсем не так нарядно, как на старых фотографиях. От былой белоснежности и следа не осталось, повсюду зияют провалы и прорехи, торчат из осыпавшегося бетона ржавые и корявые арматурины. Удручающее зрелище. А ведь нам через все это безобразие до комплекса «Прогресс» на улице Земеца пробираться. Через весь город, практически. Почему такой крюк даем? Ну, да, через Черноречье, конечно, ближе. По карте. А на деле там, где раньше протекал приток Волги, речушка Самарка теперь такая топь, что даже со стороны смотреть страшно: огромное озеро жидкой грязи, густо заросшее всякой неестественно яркой и крупной болотной травой-муравой. Да в добавок ко всему при приближении к этой трясине установленный на «коробочке» радиометр вдруг начал нечасто, но размеренно потрескивать, постепенно учащаясь по мере приближения. Да ну их к черту, такие приколы, нам только дозу облучения ухватить не хватает, для полного-то счастья. Так что, по сравнению с короткой дорогой волжский берег, по которому мы сейчас пробираемся — можно сказать, шоссе. Автобан, мать его. Угу, по которому БТР-80 с трудом ползет, с натугой проворачивая свои большие, облепленные грязью колеса. Хорошо я внедорожники приказал не брать, прямо как почувствовал, а то утопили бы их по незнанию ландшафта и рельефа в какой-нибудь неудачно под колеса подвернувшейся яме. А «восьмидесятке»-то что, она плавающая.