Когда Валентин ходил по улицам, он видел счастливые пары – влюблённых. Он видел их сияющие влюбленные глаза, радостные улыбки и думал, что, наверное, в этом и есть земное счастье. Женился он в сентябре, на красивой девушке с романтическим именем Елизавета. Месяц после свадьбы провели в отпуске. Это были чудесные дни, возможно – самые лучшие в его жизни. Но в одно прекрасное утро, когда он лежал, уже проснувшись, а Лиза ещё спала, он вдруг понял: красивая жена, которую он любит, это, несомненно, счастье. Но всё, что он переживал когда-то в лесочке, вернулось к нему вновь, вернее – оно никуда и не уходило, просто глубоко затаилось на время…
Андрей долго стучал в дверь. До глубокой ночи Валентин занимался ремонтом в своём доме – хотел успеть доделать за последние дни отпуска, поэтому решил поспать подольше. Но по настойчивому стуку понял – что-то серьезное. Андрей сказал, что бригада отправляется в тайгу и бригадир попросил его поехать с ними. Выезжать нужно следующим утром. Шестьдесят километров по лесовозной дороге. Первую бутылку распили ещё в городе. В работу смогли втянуться только на третий день. В работу, которую никто не меряет часами, а только световым днём – от рассвета до заката.
Валентин лежал на щите трелёвщика, над ним было высокое, пронзительно синее небо, такое небо бывает только на севере, поздней осенью. Он не чувствовал резких толчков, когда трактор наезжал на пни и валежины. Ему казалось, что он лежит на носу рыболовецкого траулера, который плавно идёт по волнам. Уже не было боли, только тупое безразличие и что-то ещё… Валентин не сразу понял, что нет страха, нет ожидания того страшного, что всегда преследовало его. И едва заметная улыбка появилась на его лице.
Зимовье было большим и совсем не походило на разбросанные в тайге по берегам небольших речушек и ключей маленькие охотничьи избушки, которые невольно возникают в воображении, когда слышишь это название. Большая фанерная вывеска над дверью, которую в прошлом сезоне нарисовал невесть откуда появившийся, спившийся художник, гласила, что это отель «Кентавры». По краям вывески были нарисованы два кентавра, обращённые лицами друг к другу. В одной половине зимовья – нары с проходом посередине, на которых свободно умещалась вся бригада. Спать на том, что выдавали на работе – тощие матрасы и тонкие солдатские одеяла, было невозможно. У бригадира с заведующей складом были какие-то особо тёплые отношения, поэтому бригада имела спальные мешки и всё прочее, что необходимо для нормальной жизни в лесу. В другой половине зимовья – кухня, печь и большой обеденный стол, сколоченный из толстых струганных досок, над которым красовалась сделанная всё тем же художником надпись: «Ешь – потей, работай – мёрзни».
Валентина осторожно сняли с носилок и положили на нары. Глаз и Женька сразу же засобирались на тракторе к близлежащей дороге, до которой, если ехать прямо по тайге, было около двадцати километров. Бригадир снял со стены двустволку, патронташ и дал Женьке, – недавно в тайге видели следы медведя-шатуна. Остальные пошли устраивать место для посадки вертолёта: расчищать площадку и готовить сигнальные костры. Теперь всё зависело от того, пробьется Глаз напрямую к дороге, или же завалиться в какую-нибудь засыпанную снегом ямину, из которой трактор уже не сможет выбраться. Валентин лежал на нарах, безучастный и отдалённый от всего, что происходило вокруг. Так с ним было в далёком детстве, когда он заболел и у него по всему телу пошли красные пятна, – тогда он тоже видел себя и других как бы со стороны. Сейчас он видел себя лежащим на нарах, видел ребят, которые подходили, внимательно всматривались в него, задавали какие-то вопросы но, не получив ответа, отходили. Видел повара с перепуганным белым лицом, боявшегося приблизиться к нему. В душе была пустота. Валентин только смотрел и ни о чём не думал. Стемнело. Вернулся на тракторе Женька, рассказал, что до дороги добрались без особых проблем, и что две машины не остановились, а остановить третью удалось только тогда, когда дорогу перегородили трактором, и что Глаз уехал в город, чтобы вернуться уже с помощью.
Единственный вертолет, бывший в санитарной авиации, улетел в какое-то оленеводческое стойбище, где в пьяной драке один эвенк пырнул ножом другого, но зато приехала санитарная машина – пробилась к зимовью по лесовозной дороге. Молодой доктор, слегка покалывая иголкой от шприца, проверял тело Валентина на чувствительность. Ниже груди тело было бесчувственным. Врач с наигранным оптимизмом сказал:
– Ну, думаю, всё не так уж и плохо. Вполне возможно – это просто временный болевой шок. Сейчас главное
– добраться до больницы, дорога неважная… А пока всё, чем я могу помочь – это колоть обезболивающие.