Билет в одну сторону

Автоматически прочитав про себя молитвы, чтобы уберечься от неприятностей на дороге, от вездесущих гаишников, от невнимательных пешеходов и озорующих на проезжей части детей и подростков, Наталья приказывает себе быть внимательной на дороге.

Подъехали к дому, где жила старенькая учительница Маргарита Петровна, согласившаяся подготовить Маринку к школе. Наталья крепко обняла дочку свободной рукой, поправила бант на макушке.

– Слушайся Маргариту Петровну, старайся, ладно?

– Ладно, – отвечает дочь и бежит навстречу учительнице, которая ждет ее у подъезда, закутавшись в старенькую шаль.

– Деньги у Маринки в портфеле, – кричит из окна машины Наталья, а Маргарита Петровна понимающе качает головой и ловит в объятия худенькую воспитанницу. Взявшись за руки, они заходят в подъезд.

Проводив их взглядом, Наталья старательно объезжает припаркованные в тесном дворе автомобили и выезжает на основную дорогу. Автомобиль везет ее на окраину города. Краем глаза она отмечает места, где когда-то часами бродили с Женькой, счастливые, полные надежд и особого вдохновения, толкнувшего ее поменять работу на более престижную и денежную, а его сделать карьеру от мастера на стройке до ведущего инженера головного СМУ.

В принципе, все их тогдашние мечты исполнились: есть семья, уютный дом, чудо дочка, есть здоровье, красота, даже деньги, пусть не сумасшедшие. Есть все, кроме счастья. Куда ты делось, счастье? Ау? Кто виноват в том, что с нами происходит? Почему они больше не мечтают сообща, как раньше?

Наталья кружила по городу, заходила в разные организации, решала насущные вопросы. Время незаметно летело, пора было ехать на окраину, там намечался интересный разговор. Пару раз перестроившись, Наталья выехала на объездную дорогу и прибавила скорость.

Приехала. Приличная на вид пятиэтажка, зеленые лавки у подъездов, на лавках бабки. Ну не все, конечно, бабки. Есть и молодухи, наверное, декретницы, вон коляски тут же.

– Здравствуйте! – Наталья знает, что у нее замечательная улыбка, вызывающая ответные улыбки даже у самых, серьезных людей.

– Здрасьть, – хором отвечают сидящие, внимательно рассматривая ее брючный костюм, немецкие туфли, дорогую сумку. Входя в подъезд, слышит за спиной: «К кому?» и «В 24-ю».

Поднявшись на нужный этаж, Наталья брезгливо глядит на ободранную, замызганную дверь в пятнах неизвестного происхождения. Чего ожидать от квартиры, если дверь такова? Жмет звонок – тишина. Звонок не работает, надо стучать по этой двери, отыскав на ней место, не покрытое «культурным» слоем. От стука дверь открывается сама.

Впереди захламленный коридорчик, ведущий в кухню. На кухне, привалившись боком к стене и уронив руки на стол с остатками пищи, сидит расхристанная молодая женщина в мужской рубахе и черных колготках. Черные волосы, давно не мытые, но сдобренные хорошей порцией дешевого лака, образуют нечто среднее между вороньим гнездом с одного боку и отвесной скалой, с другого.

Наверное, почувствовав присутствие чужого, женщина открыла глаза, убрала руки со стола на колени, качнулась от стены и чуть не свалилась в проход между столом и газовой плитой.

– М-м-м – сумела, произнести она, потом кивнула кому-то и снова закрыла глаза, очевидно, решив, что высказалась достаточно ясно.

– Эй, подруга, проснись, – затеребила ее Наталья, слегка дотрагиваясь до ее плеча. – Я из газеты. Ты помнишь, мы по телефону с тобой говорили?

– Му-у-у – согласилась хозяйка, но глаз не открыла. – Шты нада? – вежливо поинтересовалась она, для убедительности приоткрыв один глаз.

– Ты Надежда Крошкина? У тебя дети в детском доме?

– У-у-у – обиженно протягивает женщина, вытягивая вперед левую руку и грозя пальцем неизвестно кому. – Дзети-и-и, – плаксиво произносит она и снова отключается.

Наталья проходит в комнату, оглядывается. Что надеялась увидеть? Не знала, как живут пьяницы? Хорошо, что по случаю утра собутыльников нет, а то бывали случаи, когда ей приходилось из таких квартир бегством спасаться. Никто ее здесь не ждет, газет здесь не читают – на них закуску раскладывают.

Эта самая Надежда Крошкина звонила ей в редакцию, просила встречи, чтобы рассказать о произволе чиновников, которые лишили ее материнства, забрали детей в детский дом, тем самым лишив ее единственного источника денежных поступлений – детских пособий. Наталья как раз собирала материал для статьи о таких вот горе-матерях, чьи дети впервые сытно поели в детском доме. Хотелось Наталье послушать, что скажет ей Надежда, но видно не судьба. Хотя нового ничего бы и не услышала. Чаше всего эти женщины обвиняли в своих грехах жизнь, вероломных мужчин и никогда не обвиняли себя. Практически все разговоры заканчивались крокодильими слезами и просьбой одолжить денег.

Вздохнув, Наталья, не заходя на кухню, пошла к двери.

– Ты зачем мою дочку забрала? – вдруг отчетливо кто-то произнес из кухни. – Отняла, а теперь пришла?

Наталья замерла, сердце вниз ухнуло. Повернувшись на каблуках лицом к кухне, она в два шага оказалась рядом с пьяной.

– Что ты сказала?