Билет в Зазеркалье

Женечка вроде ничуть не изменился, вел себя как и прежде, но Инна знала, что по ночам его мучают кошмары. И что потребуются годы, как сказал психолог, к которому она теперь водила сына, чтобы все вернулось на круги своя.

И никто не гарантирует, что это вообще возможно.

А Тимофей стал для Женечки тем самым любящим и понимающим отцом, которого у Женечки никогда не было.

Тем более его родной отец был мертв.

О том, что произошло тогда в особняке, Женечка не помнил, ведь он был под воздействием наркотиков. Точнее, не мог помнить. Или не хотел помнить?

Но ночью воспоминания, кажется, все же прорывались…

И тогда Инна, обняв сына с одной стороны, и Тимофей, прикрывая кричащего мальчика с другой, лежа на кровати, ждали, пока он успокоится.

И пока не наступит утро.

— После всех пертурбаций… — Инна запнулась. — Которые, однако, благополучно завершились, Мила Иосифовна сменит сферу деятельности и станет директором «Всякой литературной всячины». Тем более что наш прежний директор, Людмила Львовна, была вынуждена безвременно покинуть нас.

Раздался дружный смех — после того, как журнал снова перешел в собственность Инны, ее правая рука Людмила Львовна позорно бежала и даже не согласилась на безвинное предложение обсудить сложившуюся ситуацию и найти устраивающий обе стороны выход за чашкой зеленого чая.

Боялась, что ли, что ей цианистого калия в чашку подмешают?

Раздались аплодисменты, а Мила, которая сама высказала робкое пожелание более не возвращаться в бухгалтерию, а попробовать себя в иной ипостаси, явно волнуясь, начала свою первую речь перед сотрудниками, вернее, сотрудницами.

Инна не сомневалась: Мила справится. Да и она ей будет помогать. Хотя приняла для себя решение: проводить как можно больше времени с семьей.

С сыном. И мужем.

Новым мужем — Тимофеем.

И пусть многие были откровенно шокированы тем, что она вышла замуж спустя три недели после убийства Геныча — ей наплевать: жизнь слишком коротка, чтобы забивать себе голову мнением других.

Вторая Инна продала по бросовой цене почти весь холдинг братьям Шуберт. Впрочем, и ей, и ее сыночку на жизнь, причем роскошную, все же кое-что осталось, а мстить Инна не намеревалась, ведь ее тезка позаботилась о том, чтобы с Женечки сняли все обвинения. Как она это сделала и, что важнее всего, во сколько ей это обошлось, ей знать не хотелось, важен был исключительно конечный результат.

Братья Шуберт, с немецкой педантичностью выполнив все пункты их устного и только им известного соглашения, перевели на счет Инны десять миллионов, передали драгоценности, а также документы на «Всякую литературную всячину», квартиру…

И — это было в самом деле так! — автомобиль!

Внимая речи Милы, в которой та обрисовывала новую стратегию их журнала, Инна вышла в коридор.

— Мамочка! — бросился к ней Женечка. — А мы еще долго тут будем? Вы же обещали, что мы поедем в заколдованный лес!

В самом деле обещали — подальше из города, туда, где нет проблем.

А есть только они трое: сын, отец и мама — Женечка, Тимофей и сама Инна.

Долли тявкнула, словно поддерживая эту идею. А ведь в самом деле поддерживала!

— Сынок, дело в том, что у мамы важные дела в журнале и… — начал терпеливо объяснять Тимофей.

Ее Тимофей. Как и ее Женечка.

Двое самых важных мужчин в ее жизни.

Ее новой, однако во многом старой, сложной, но в любом случае такой желанной жизни.

Их жизни.

— И эти важные дела могут подождать! — заявила Инна и, подойдя к двум самым важным мужчинам своей жизни, своей новой-старой жизни, взяла их за руки и, подмигнув вертевшейся подле них Долли, заговорщическим тоном произнесла: — Они все заняты важными делами. Нас никто не хватится. А когда хватятся, будет поздно. Потому что у нас троих…

Долли недовольно тявкнула, и Инна поправилась:

— Извини, конечно, у нас четверых есть свои гораздо более важные дела. Например, посещение заколдованного леса. Ведь что в жизни может быть существеннее?

И, улыбнувшись, спросила:

— А что, если мы рванем туда прямо сейчас?

Нет, что ни говори: в пятьдесят жизнь только начинается!