Бильярд в половине десятого

– Молодец, что позвал меня, фреску надо, конечно, сохранить, прикажите очистить и высушить ее, прежде чем предпринимать что-нибудь дальше. – И он уже собрался было уходить; на столе его ждали чай, хлеб и селедка; была пятница, и это можно было определить по тому, что в монастыре кормили рыбой. Марианна уже выехала из Штелингерс-Гротте, чтобы погулять вместе с ним, но вдруг, за секунду перед тем, как отвернуться, он увидел в углу картины, в самом низу, буквы "XYZX"; сотни раз, когда отец помогал ему готовить уроки по математике, он видел написанные его рукой "Y", "Y", "Z", и сейчас он увидел их вновь над пробоиной от взрыва между ногой святого Иоанна и ногой святого Петра; колонны трапезной были взорваны, высокие своды разрушены; уцелели только остатки стены с фреской тайной вечери и буквы "XYZX".

– Что-нибудь случилось, господин Фемель? – спросил десятник и положил ему руку на плечо. – У вас ни кровинки в лице, или это из-за вашей зазнобы?

– Да, из-за нее, – ответил он, – из-за нее. Можете не беспокоиться, большое спасибо, что позвали меня.

Чай показался Йозефу невкусным, хлеб, масло и селедка тоже; была пятница, и это можно было определить по тому, что в монастыре кормили рыбой; даже сигарета показалась ему невкусной; он прошел через все здание, обогнул монастырскую церковь, вошел в подворье для паломников, осматривая все места, важные с точки зрения статики, но не нашел ничего, кроме одной-единственной маленькой буквы "х" в подвале монастырского подворья; почерк отца нельзя было спутать ни с каким другим, так же как его лицо, походку, улыбку, так же как чопорную вежливость, с какой он наливал вино или передавал за столом хлеб; то был его маленький "х", "х" доктора Роберта Фемеля, владельца конторы по статическим расчетам.

– Прошу тебя, прошу тебя, – сказала Марианна, – опомнись.

– Я и так опомнился, – ответил он, отпустил акселератор, поставил левую ногу на педаль сцепления, а правой нажал на тормоз; машина заскрежетала и, вихляя во все стороны, придвинулась вплотную к большой букве "с" в слове "смерть"; пыль поднялась столбом, завизжали тормоза, к машине, махая руками, бежали встревоженные пешеходы, между словом "смерть" и скрещенными костями появился усталый ночной сторож, державший в руках котелок с кофе.

– О боже, – сказала Марианна, – неужели надо было так пугать меня?

– Прости, – сказал он тихо, – пожалуйста, прости меня. Я потерял контроль над собой. – Он быстро развернулся и уехал, прежде чем вокруг машины успели столпиться зеваки; четыре километра он вел машину с нормальной скоростью, держа руль одной левой рукой, а правой обнимая Марианну; так они миновали площадку для игры в гольф, где хорошо натренированные женщины и мускулистые мужчины старались добраться кто до шестнадцатой, кто до семнадцатой, а кто и до восемнадцатой лунки.

– Прости, – сказал Йозеф, – ей-богу, я больше никогда не буду. – Он свернул с автострады, и теперь они ехали мимо живописных полей, вдоль тихой опушки леса.

"XYZX" – эти же самые буквы он видел на светокопиях чертежей величиной с две почтовые открытки, которые его отец тасовал по вечерам, как колоду карт; "Вилла на опушке леса для издателя" – "XxX"; "Перестройка здания общества "Все для общего блага" – "YyY"; "Жилой дом для учителя на берегу реки" – один только "Y"; сегодня Йозеф увидел эти же самые буквы между ногой святого Иоанна и ногой святого Петра.

Машина медленно проезжала по свекловичным полям, из-под широких зеленых листьев уже вылезали толстые корнеплоды, за жнивьем и лугами виднелся Козакенхюгель.

– Почему ты не хочешь мне сказать, что случилось? – спросила Марианна.

– Потому что я сам еще не разобрался, потому что не знаю, прав ли я. Может быть, это просто дурной сон; может быть, немного погодя я все тебе объясню, а может, и нет.

– Но ты уже не хочешь быть архитектором?

– Нет, – сказал он.

– И потому мчался прямо на щиты?

– Возможно, – ответил он.

– Я всегда ненавидела людей, которые не знают цены деньгам, – сказала Марианна, – которые бессмысленно мчатся с недозволенной скоростью прямо на щит со словом "смерть" и без всяких оснований заставляют волноваться тех, кто наслаждается заслуженным отдыхом после трудового дня.

– Но у меня были основания мчаться на щиты. – Йозеф поехал медленней, а потом остановил машину на песчаной дороге у подножия холма; он поставил машину у сосны с нависшими над дорогой ветвями.

– Зачем ты остановился? – спросила она.

– Пошли, – сказал он, – давай еще немножко погуляем.

– Уже поздно, – возразила она, – твой дедушка наверняка приедет поездом четыре тридцать, а сейчас уже четыре двадцать.

Йозеф вышел из машины, взбежал вверх по склону и, приставив руку к глазам, посмотрел в сторону Денклингена.

– Да, – закричал он, – я вижу, поезд уже выходит из Додрингена; все та же старая пыхтелка, как в дни моего детства, и отходит она в то же время. Пошли, четверть часика они подождут.