— Да, — сказал Билл. Он поднял меч Ганнибала и начал надвигаться на Историка Чужих. — Как насчёт этого? — произнёс он, занося оружие для удара.
— Ещё одна прекрасная теория, — сказал Историк Чужих, — разрушена глупой маленькой аномалией. Ладно, было здорово иметь дело с тобой. Теперь я должен идти.
Историк Чужих очертил в пыли круг, установив ранее в логических вероятностях, что это как удобный способ транспортировки, так и классический способ ухода.
Как только он закончил круг, сидящая у третьего костра фигура встала и шагнула к ним.
— Чёрт побери, что ты здесь делаешь? — спросил Билл.
Присутствию у третьего костра Хама Дью, одетого в грубый коричневый плащ с капюшоном и обутого в высокие кожаные ботинки торговца безделушками с Афродизии-4, могло быть дано много объяснений, некоторые из которых менее чем оригинальны. Какова бы ни была истинная причина, Хам был здесь, поднявшись без излишней поспешности и схватив Историка Чужих за воротник его любимой куртки.
— Отпусти меня, — сказал Историк Чужих. — Никто не может вмешиваться в исторические процессы.
— И ты в том числе, — сказал Хам Дью. — На этот раз ты перехитрил сам себя.
— Что ты собираешься делать? — спросил внезапно забеспокоившись Историк Чужих.
— Думаю, доставлю тебя обратно за решётку, — ответил Хам. — У властей могут быть насчёт тебя собственные намерения.
— Я хочу сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — сказал Историк Чужих.
Хам зловеще усмехнулся:
— Попробуй.
— Что, если я дам тебе Разрушитель?
— Отклоняется, — ответил Хам. — Пойдёшь добровольно или мне нужно попросить куки спеть тебе в ухо?
— Не нужно, — сказал Историк Чужих. — Но, Хам Дью, подумай! Можешь ли ты позволить себе так легко отказаться от Разрушителя, который может сделать тебя повелителем пространства и времени?
Хам обдумал это.
— Повелителем пространства, это я ещё могу понять. Но причём здесь время?
— Разрушитель может творить чудеса и со временем. Разве ты этого не знал?
— Без чудес я могу прожить. Я не люблю впутываться в теологию.
— Не в буквальном смысле чудеса, ты, кретин. Конечно же выражаясь фигурально. Если дашь мне немного времени, я продемонстрирую тебе.
— Без фокусов?
— Без фокусов.
Хам ослабил хватку. Историк Чужих потянулся к висящей у него слева на поясе сумке и, засунув в неё руку, вытащил большой объект металлического цвета, в котором Билл сразу узнал Разрушитель.
— Привет, Разрушитель! — поприветствовал Билл.
— Привет, Билл, давно не виделись, — ответил Разрушитель.
— Заткнись, — прошипел Историк Чужих, шлёпая по металлической поверхности Разрушителя. — Он не на нашей стороне. Не разговаривай с ним.
— Не пытайся мне приказывать, — ответил Разрушитель тихим, но многозначительным голосом, полным скрытой угрозы.
Историк Чужих вздохнул.
— Кто-то вмешался в иерархическую цепочку команд. Это не могли быть вы, Хам Дью. Вы храбры и решительны, но только когда раздавали ум, вы стояли в очереди за пальцами ног. Нет, здесь кто-то ведёт тонкую игру. Думаю, пришло время, чтобы он вышел и назвал себя.
— Или она, — произнёс голос из темноты за костром.
— Иллирия! — воскликнул Билл.
Фигура, шагнувшая в свет костра, была высокой, прямой и прекрасной, если вам конечно нравится тип кинозвездочек, а кому он не нравится? Это оказалась Иллирия, такой, какой она была на планете грёз Ройо, полногрудая, в сногсшибательном купальнике, с длинными ногами, которые вызвали бы восторг и у топологического порнографера, если бы он здесь присутствовал. Её глаза были синими, как васильки, что не встречалось с момента гибели исследовательского персонала Кенингвера во время девятибалльного землетрясения. Свет костра подчёркивал её тонкие черты и великолепные контуры, усиливая эффект от короткой юбки и блузки, сделанных из тонкой прозрачной материи.
— Билл, — сказала Иллирия, — было некрасиво с твоей стороны покинуть меня на Ройо таким образом. Я не представляла себе, насколько ты был серьёзен. Не волнуйся, мы не все своё время проводим в удовольствии. Перед нами стоят и серьёзные задачи.
— Ты обманула меня, распутница! — воскликнул Историк Чужих.
— Конечно, — ответила Иллирия. — Потому что я должна была это сделать.
— И ты полагаешь, что все нормально? Ты говорила, что любишь меня!
— Я преувеличивала, — ответила Иллирия. — Теперь подумай, какое из чувств отвращения лежит ниже презрения? Вот его я и испытываю к тебе. — Она повернулась к Биллу: — Пойдём, любимый, давай отсюда убираться.