Билл-завоеватель

– Ай-я-яй! – заметила она. – Да, что вы хотели рассказать? Ну, помните! Вы еще говорили, что я пойму, не буду смеяться.

– Да, да, – согласился Джадсон, переходя в минор. – Значит, так: в плохую погоду надо выпить. А тут не разгуляешься. Решил я попытать счастья на стороне.

– Что ж вы сделали? – спросила Флик, представляя себе, как он падает на улице, чтобы ему дали хлебнуть бренди.

– Пошел к этому Слинсби.

– К Слинсби! Зачем?

– Ну, он служит у Парадена, а Билл – Параденов племянник, а я – друг Билла. Все-таки, связь. В общем, пошел. А время выбрал плохо. Он очень сердился, только что рассчитал стенографистку.

– Почему?

– Не знаю. Он вообще сердитый. Лучше бы уйти, а я ждал, выпить хотелось. В общем, досидел до шести, смотрю – выпускает кошку и говорит: все, закрываем. Ну, я говорю, мне делать нечего, я еще с вами побуду

– Наверное, к этому времени он вас нежно полюбил, – предположила Флик.

– Да не знаю, – отвечал Джадсон. – Вроде он был какой-то мрачный.

– Странно. А почему, как вы думаете?

– Кто его разберет! Мне-то было не до того, я выпить хотел.

– Кстати, – перебила Флик, – у вашей истории конец хороший?

– Э?

– Я говорю, выпили вы?

Джадсон скорбно рассмеялся.

– Выпить-то выпил… Я к тому и веду. Сели мы в его машину…

– У него есть машина? Какая?

– Не помню. «Винчешир», что ли.

– «Винчестер-мерфи»?

– Вот, вот. Серая такая, здоровая, вроде лимузина.

– То есть дорогая?

– Уж не без того. Нет, вы подумайте! Купается, можно сказать, в деньгах, возьми и пригласи пообедать. Так нет же! Поехали мы к нему, у него свой дом…

– Дом? И машина, и дом? А где?

– На Бертен-стрит? Нет, на Бретон-стрит. Рядом с этим, как его…

– Беркли-сквер?

– Именно. Повернуть направо, пройти немного, по левую руку. Большой такой дом. Ну, мы вышли, открыл он дверь и смотрит, ироде ждет. Я вошел. Подождал немного и спрашиваю, как человека: «Выпить можно?» – «Да, -говорит, – без всяких сомнений».

– Странно. – задумчиво сказала Флик.

– Да уж!

– Нет, как странно! Дорогая машина, такой район…

– И знаете, что он мне дал?

– Там жуткие цены.

– Какао! – мрачно вымолвил Джадсон. – Чашку какао на подносике. Ну, я оцепенел, как говорится, а он и скажи, что Билл его предупреждал, я совершенно не пью. Это Билл! Да мы пятнадцать лет дружим! Я говорю, он что-то спутал, может, у вас есть виски? А он говорит с такой усмешечкой: какао гораздо питательней, оно согревает и еще содержит жиры. «Простите, -говорит, – мне надо переодеться к обеду».

– Не понимаю, – сказала Флик, – получается, что он очень богат.

– А то! Вот и гнусно…

– Мистер Параден ему столько не платит. Интересно, какой оклад у таких вот представителей?

– Ясно, – оживился Джадсон. – Вы думаете, он мухлюет? Очень может быть.

– Конечно, он мог получить наследство.

– Да, да…

– Но он бы бросил службу, завел свое дело. Я думаю, ему платят не больше тысячи в год.

– А то и меньше.

– Как же это он?.. Надо подумать. Билл вроде бы говорит, что мистер Параден не слишком занимался фирмой в последние годы. Все запустил, из-за этих книг. Тут-то мошеннику и разгуляться.

– Кто-кто, а этот Слинсби…

– Вы думаете, у него хватит ума?

– Не в том дело. Человек, который поит гостя этой гадостью, способен на все. Что хочешь смухлюет и еще посмеется, как последний гад.

Глава VIII Дельце для Перси Пилбема

Уилфрид Слинсби занимал не только Фелисию Шеридан и Джадсона Кокера. Наша цивилизация столь сложна, что передвижениями управляющего заинтересовался сам Перси Пилбем, тайный глава газеты, которую явно и неохотно возглавлял Родерик Пайк.

Наутро после той беседы, о которой мы рассказали, Родерик сидел в редакции, глядя на корректуру статьи о злодеях-букмекерах – статьи, в которой Айк Пуля упоминался по меньшей мере трижды и без малейшей симпатии. Серия разоблачений, порожденная Пилбемом, пресеченная Родериком и властно воскрешенная его отцом, вообще отличалась остротою; но, с отвращением признавал ее подневольный покровитель, на сей раз она переострила самое себя. Перед Пилбемом, обличавшим козни Пули, сам Ювенал казался робким миротворцем.

Родерик отирал бледный лоб, страдая не столько из-за сбежавшей невесты, сколько из-за пламенной статьи. Бегство буквально сотрясло семью; однако жених сохранял присутствие духа, что там – он даже насвистывал. А вот на первом же абзаце статьи свист исчез, как Фелисня. Когда Родерик совсем спекся, вошел Пилбем, сияющий, наглый, бойкий, бодрый и неумолимый. Он был молод (двадцать три года), плюгав, или, если хотите – тщедушен, носил клетчатый костюм, лелеял похожие на мох усики, а черные волосы смазывал бриолином.

Поздоровался он радушно, ибо, по тактичности, не хотел подчеркивать свою победу Формально Родерик был начальством; это он тоже учитывал.

– А! – заметил он. – Читаете мою вещицу.

Резко вздрогнув, Родерик выронил вещицу, словно ядовитого паука.

– Ну, как вам? – осведомился подчиненный, но ответа дожидаться не стал. – Прямо скажем, повезло. На таку-у-ую штуку вышел, опупеть! Дадим в следующий номер.