И вот я уже стою на кухне под лампочкой без абажура, напротив, за маленьким столом, покрытым клеенкой, сидит тот, кто выиграл гангстерскую войну. Он выглядит в этой обстановке пришедшим в гости богатым родственником. Передо мной два слегка вопрошающих, не самых проницательных глаза, над одним из них нависает тяжелое веко. Кожа у него действительно нездоровая, я теперь это ясно вижу, под нижней челюстью белеет шрам. Считалось, что у него змеиный взгляд. Самым примечательным в его внешности были зачесанные назад волнистые черные волосы. Строгий костюм под хорошо сшитым плащом. Шляпа лежит на столе. Ухоженные ногти. Запах одеколона. Он и мистер Шульц воплощали совершенно разные типы порока. Я чувствовал себя, как человек, который пришел в чужой квартал, расположенный, впрочем, недалеко от своего, родного. Вежливым жестом руки он указал на стул против себя.
— Прежде всего, Билли, — начал он мягко, будто заводя грустную беседу, — ты должен знать, как мы все сожалеем о том, что случилось с Немцем.
— Да, сэр, — сказал я. Меня испугало то, что он знал мое имя, мне совсем не хотелось бы остаться в его памяти.
— Я глубоко их уважал. Всех. Сколько лет мы были знакомы? Таких людей, как Ирвинг, теперь уже нет.
— Нет, сэр.
— Мы пытаемся выяснить причины случившегося. Пытаемся собрать его команду и восстановить дело ради вдов и сирот.
— Да, сэр.
— Но мы столкнулись с определенными трудностями.
В маленькой комнатке было полно народу, люди толпились и за его и за моим стульями. Только теперь я заметил Дикси Дейвиса, он понуро сидел сбоку, пряча между колен дрожащие руки. Подмышки его дорогого костюма в полоску темнели от пота, лицо блестело. Я знал, что это знаки крайнего волнения. Даже самого беглого взгляда было достаточно, чтобы я понял, кто их вывел на меня, следовательно, я мог говорить только правду, которую они и так уже знали, пусть думают, что я глуп, наивен и врать или утаивать не способен.
Я снова повернулся к своему собеседнику. Мне казалось, что я должен сидеть прямо и смотреть на него ясными глазами. Нельзя, чтобы внешний вид мой выдавал мои мысли.
— Как я понимаю, они были о тебе весьма высокого мнения.
— Да, сэр.
— У нас может найтись работа для смышленого парнишки. Надеюсь, кое-что тебе от них перепадало? — спросил он как бы невзначай, словно жизнь моя и не висела на волоске.
— Я ведь только начинал серьезную работу. Мне определили постоянную зарплату всего за неделю до этого и выдали месячный аванс, потому что мама заболела. Двести долларов. С собой их у меня нет, но я могу взять их в сберегательном банке завтра утром.
Он улыбнулся и поднял руку, уголки его губ на мгновение дрогнули.
— Твоей зарплаты нам не надо, малыш. Я говорю о бизнесе. Дела свои они не всегда вели как полагается. Я спрашиваю, не можешь ли ты помочь нам оценить их активы.
— Ни фига себе! — сказал я, почесывая голову. — Это по части мистера Дейвиса. Мое дело было сбегать за чашкой кофе или пачкой сигарет. Они меня на совещания или какие важные собрания не пускали.
Он слушал, кивая. Я чувствовал на себе взгляд Дикси Дейвиса, который буквально ел меня глазами.
— Ты денег никогда не видел?
Я на мгновение задумался.
— Один раз, на 149-й улице, — сказал я. — Я видел, как они считали дневную выручку, когда мел пол. Потрясающе.
— Ты был потрясен?
— Да. Об этом можно только мечтать.
— И ты мечтал?
— Каждую ночь, — сказал я, глядя в его глаз с опущенным веком. — Мистер Берман говорил мне, что бизнес меняется. Что им потребуются умные вежливые люди с хорошими манерами, которые закончили школу. Я хочу возвратиться в школу, а потом поступить в городской колледж. Ну, а дальше посмотрим.
Он кивнул и застыл в неподвижности, глядя мне в глаза и обдумывая свое решение.
— Школа — очень неплохая идея, — сказал он. — Мы можем время от времени справляться, как у тебя идут дела. — Он поднял руку ладонью вверх, приглашая меня встать со стула. Дикси Дейвис закрыл лицо рукой.
— Благодарю вас, сэр, — сказал я человеку, по приказу которого убили мистера Шульца, мистера Бермана, Ирвинга и Лулу. — Для меня большая честь встретиться с вами.
Меня целым и невредимым довезли до Третьей авеню и высадили у табачной лавки. Только тогда я ощутил ужас. Я сел на тротуар. Ладони мои почернели от газетного шрифта, отпечатавшегося на потной коже. Я читал на ладонях фрагменты заголовков и обрывки слов. Что со мной будет, я не знал. Либо я совсем свободен, либо дни мои сочтены. Кто знает. Вскочив на ноги, я начал ходить по улицам. Потом меня забила дрожь, причем не от страха, а от гнева на себя за свой страх. Я подумал: пускай убивают. Потом прислушался, не урчит ли автомобиль с опущенными стеклами, из таких обычно убивали. А потом попытался представить себе, что, по их мнению, я сделал такого, за что бы меня можно было убить. Они не станут меня убивать, они будут за мной следить. Вот как бы я поступил, если бы не знал, где находятся деньги.