В Германии репертуар группы полностью состоял из песен Уэйтса. Они вообще как могли старались скрыть то, что они русские, по непонятным причина стыдились своего происхождения. Их принимали то за французов, то за поляков, то за ирландцев. В первый же день, ближе к вечеру на главной площади Мюнхена в числе прочих слушателей Билли заметил трех девушек с фотоаппаратами, которые то фотографировали, то просто стояли и слушали. Одна из них, конечно, смотрела только на него, а он, конечно, только на нее. После пятнадцатиминутного сета, все песни которого были спеты персонально незнакомой немецкой девушке, подруги подошли познакомиться. Ту, которая смотрела на Билли, звали Пегги. Через три года она станет его женой, а пока они объяснялись на ломаном английском и пытались лучше узнать друг друга.
Этот роман напрочь снес крышу Билли. Пегги, как настоящая немка была педантична и строга, а потому не могла сразу «fall in love with Billy», хотя этот русский парень с американским именем очень ей понравился. Но разве можно было думать о переезде в страшную и неизвестную Россию? В итоге Билли уехал из Германии в расстроенных чувствах и на Родине ушел в долгосрочный запой, из которого его выводили только редкие телефонные разговоры с Пегги.
Билли:
У нас с Пегги поначалу был языковой барьер, она же идеалистка, немцы они все идеалисты, они очень мучаются, когда не могут выразить мысль так красиво, как им этого хотелось бы. Я ей раза три сказал, что пока есть желание, все получится. Она подумала, что, наверное, да, желание есть, и как-то сразу все стало получаться. Английский в этом плане очень хороший язык, потому что там минимум различных окрашенностей, чего хочешь, то и говоришь, потому что в русском, часто думаешь, как выразить мысль, подбираешь слова, потом говоришь и понимаешь, что нет, это не то, что я хотел сказать. Я вообще человек, который плохо умеет выражать свою мысль, и для меня это так круто говорить именно то, что я думаю.4
Как это ни странно, первая поездка в Германию не только сформировала фирменный стиль Billy's Band, но и дала понять, что в репертуар необходимо включить песни на русском языке. Как-то вся компания сидела на балконе в доме, где они жили, было, наверное, человек двадцать, включая эмигрантов и тех, кто приехал из Питера. Пили немецкое пиво, пели песни и Рыжик говорит:
— А у Билли есть еще и свои песни, он может что-нибудь сыграть.
— Ну, только, если хотите, — Билли понял, что Рыжик хочет его подколоть и убедить всех, а главное самого Билли, что это, в общем, лажа.
Билли взял гитару и сыграл «Немного смерти, немного любви», свою первую песню. Когда он закончил, повисла неловкая пауза. В такой компании всегда не очень понятно, что делать, если кто-то закончил петь: хлопать глупо, а говорить что-то первому тоже не хочется.
— Круто, — все-таки сказал Митя Максимачев, — мне понравилось.
— Да, круто, подтвердил кто-то еще.
— Здорово, очень романтично, — задумчиво сказала какая-то барышня, сидевшая на подоконнике.
— А вы их играете?
В общем, это был успех, и Андрей с Антоном прислушались к мнению большинства. Вся группа приехала в Питер в приподнятом настроении, близком к эйфории: Билли привез с собой небывалые деньги — тысяча двести долларов и мог, наконец, осуществить мечту: записать свои песни на кассету. К тому же начавшийся роман с Пегги, хотя и расстраивал его, но придавал сил. Незадолго до этого он развелся со своей первой женой и переехал из Купчино к троюродному брату на Мойку, 10. Теперь все клубы были рядом, и не надо было тратиться на ночные такси в компании контарабаса — на это обычно уходили все деньги, заработанные за концерт.
Билли: В центре как-то теплее, даже не морально, а физически. Здесь слишком много удовольствий, даже визуальных удовольствий: идешь по городу и любуешься домами. Нет жесткача. Купчино, в смысле творчества, характеризуется преодолением безумия, которое там творится, особенно в зимние месяцы года, особенно по Бухарестской, туда от Димитрова и до конца… все эти сквозняки, глина на ботинках, пустыри, какие-то гаражи, вечная стройка. Это как-то заставляет найти в себе что-то, чего у тебя совсем нет. И поэтому, конечно, сидеть где-то на отшибе в Купчино, мечтать о том, как ты с трамвайной остановки дойдешь восемьсот метров до своей кухни… это позволяет оценить жизнь как-то по-другому. А перебрался в центр я, наверное, из-за контрабаса. Я переехал еще в 2002 году, снимал один за другим кучу каких-то углов. Это было связано с тем, что весь мой прежний гонорар за концерт уходил на доставку меня домой с контрабасом. Потому что не любой таксист возьмет за сто пятьдесят рублей тебя откуда-нибудь с Петроградской до Димитрова и Бухарестской, а получали мы тогда по сто пятьдесят рублей, по сто, по двести. И было обидно: потратишь полдня на концерт, получишь удовольствие от какого-то успеха, а домой возвращаешься абсолютно пустой, уставший, подпивший… в общем это было очень изнурительно. А в центре можно дойти от любого клуба до дома пешком за десять-пятнадцать минут.
5