Бимен

— Осы! — ответили распухшие губы гостьи. — Отойди! Не бойся, не заразно, — продолжила она, и протиснувшись между тяжелой дверью и такой же тяжелой грудью хозяйки дома, проникла в дом.

— И ты все еще не оставляешь попытки затащить меня к себе в глухомань? — начала приходить в себя Риа. — Я вижу, как там здорово. Ты вся светишься от счастья, да что там светишься, тебя просто распирает изнутри. Особенно расперло тебя в области носа, верхней губы, левого глаза, и я подозреваю еще кучи мест, спрятанных под одеждой. Ты в курсе, что стала похожей на одного из этих, как их… — она защелкала пальцами, пытаясь вспомнить. — Ну желтые и яйцеголовые… придурошные мультики… паказывают по идиотскому каналу… Мосинсы… нет… Сименсы… Ты как Симперсоны. Да, ты как Симпсоны!

— И кого именно из них, по-твоему, я напоминаю? — начали растягиваться в улыбке уголки губ Ален.

— Да по-моему, всех сразу! — уже не могла сдержать смех Риа. — Чай то пить сможешь, пельменями своими? А можно я тебя сфоткаю? — смеялась в голос подруга. — Вот повеселила, так повеселила.

Насмеявшись чуть ли не до икоты, и попив чая, с привезенным ею тортиком, Ален рассказала, что случилось. Со всеми подробностями, и не забыв упомянуть о пареньке, который делал вид что помогает.

— Теперь к нам скоро придет. Как остальные приходят. Не нравится он мне.

— Может, испугался просто, потому и стоял у калитки, как ты говоришь.

— Тут другое. Он, то ли знал, то ли видел что-то. Он же сын пасечника, значит, разбирается в этих кусачих тварях. Говорю тебе, он мог помочь, или как-то предотвратить, то, что случилось. Они же целыми роями управляют.

— Управляют, насмешила… они дают пчелам домики, а за это забирают у них мед. Труд пчеловода тяжел и опасен, но в одном ты права на сто процентов: в этих насекомых они разбираются лучше всякого ученого-энтомолога.

— Я тебя хотела попросить, Ри, если он, или его родственники к тебе придут, за помощью, ты не отпускай его. Поработай чуть-чуть, подинамь, денег насоси сколько хочешь, а потом ко мне отправь. Хочу поквитаться. Деньги себе оставь, у медоносов их можно прилично накачать, а с мальчишкой я бы хотела до конца позабавиться, сама. В душу запал мне он. Вот как сейчас вижу: стоит, улыбка блуждает на губах, едва заметная, и смотрит сквозь меня.

— А с чего ты взяла, что прийти должен?

— Да слово я волшебное в спину ему сказала. Так что придет, скоро придет. Я же тебя никогда не обманывала, я свои губы знаю. С этим проклятьем тебе ни за что не справиться, можешь даже не пытаться.

— Да не собираюсь я с твоими клиентами возиться, придут — к тебе отправлю.

— Нет! Говорю ж тебе, ты покружи его, для лучшего эффекта, а потом, когда отчается совсем, вот тогда, ко мне отсылай. Помнишь, как мы с мужиком тем сделали, который в лифт вместе с нами зашел, и перднул, скотина. Ты тогда, по-моему, неплохо на нем заработала.

— А, этот толстожопый кретин с третьего этажа? Как не помнить, я с его денег всю квартиру отремонтировала.

— А уж как я душу отвела! Щн у меня кошачье дерьмо ел, даже кота себе завел, чтоб не искать по песочницам лекарства свои. Так и умер небось, с дерьмом во рту. Свиньей был, как свинья и сдох.

— Слушай, я сколько у тебя спрашивала, все равно не понимаю, чего ты деньги с них не тянешь? Это же власть какая, все купить можно, все перед тобой стелются, готовы ноги тебе целовать.

— Мне хватает, что меня боятся. А деньги? У меня и без денег все есть. Мы ж с тобой пенсию мне оформили почти депутатскую. А больше денег ни к чему. Езжу я только к тебе, кормишь ты меня бесплатно, что в доме сломается, так у меня весь поселок в должниках ходит. Страх, вот мои деньги, ужас, который я вселяю в людей, вот настоящая власть.

— А если бояться тебя перестанут, что тогда делать будешь?

— К тебе перееду. Тебя пугать начну.

— А я тебя.

— Так и будем сидеть, трястись от страха.

— Вначале от страха, потом от Паркинсона.

День подходил к концу, подруги вызвали такси, и теперь стоя на улице, наслаждались летним вечером. Риа курила, вдыхая аромат дорогого табака.

— Будешь? — Спросила она, протягивая сигарету.

— Нет, пока не хочу… Ты же знаешь, я только когда выпью позволяю себе расслабиться.

— Чай не считается?

— Ты еще скажи, что торт с коньяком был! — Ален посмотрела на протянутую сигарету. — Ладно, давай.

— Это настоящий, французский табак. Контрабандой возят.

— Слушай, я наверное, посажу свой, — сказала гостья, затягиваясь. Она набрала полную грудь воздуха, запрокинула голову, и не спеша, выпустила дым в небо. — Соберу урожай, высушу, и к тебе с этим мешком. Сядем на балконе, раскурим по трубке…

— Когда заедешь в следующий раз? На будущей неделе? Или дела какие, и позже увидимся?

— Да не знаю пока, дай в себя прийти. Созвонимся тогда. О, а вот и машина. Давай, никого не бойся. Береги себя.

Дверь автомобиля хлопнула, на земле дымился скуренный наполовину окурок, Риа сделала последнюю затяжку, и помахала вслед отъезжающему такси.

— И ты себя береги, Ален. — Сказала она уже про себя и, повернувшись, зашагала к подъезду.

4. Спина