Позже братья Гамба нанесли Якудза еще один удар, прицельный и жестокий, в один день перебив всю верхушку местного отделения Инагавы. Но в тот самый – ужасный, наполненный завываниями «дрелей» и запахом гари – день четырнадцатилетняя Риоко Хамасаки не имела об этом ни малейшего понятия. Запершись в своей крохотной квартирке на семнадцатом этаже жилого муравейника, она мечтала только об одном – уцелеть и спасти родных.
Не удалось.
Обдолбанные наркотиками, одетые лишь в штаны, тяжелые ботинки и яркие клановые татуировки, якудза врывались во все квартиры без разбора, превращая их в огневые точки для обстрелов улиц. Устанавливали на балконах портативные гранатометы. Минировали двери. И стреляли во все, что двигалось или умело говорить…
Посланный судьбой и небесными покровителями, Раймундо Гамба появился чуть позже, чем о том молила Риоко. И чуть раньше, чем оборвалась жизнь осакской девочки. Высокий, облепленный бронежилетом и со штурмовой винтовкой в руках. Убийца и торговец органами, спасший будущую Лаву и отомстивший за ее родных. Не это ли считается чудом?
Раймундо пробрался в квартиру в тот самый момент, когда охваченные лихорадкой боя бандиты уже отняли жизни матери и отца. Двое дюбелями приколачивали к подоконнику «сошки» пулемета. Еще двое напивались эфедриновым саке, собираясь забрать честь и здоровье зареванной девчонки. Гамба не позволил.
И дело было вовсе не в том, что люди Инагавы-кай являлись его врагами. Дело было в самом Раймундо. Во взгляде, в горевшей в нем ненависти, выкручивающей кишки страхом неумолимой расправы. В нежелании гайдзина позволить выродкам совершить задуманное.
Человек, с легкостью пускающий под нож сотни себе подобных, чтобы выгодно продать почку, легкое или костный мозг, вступил в драку с четырьмя якудза, и дрался он за нее – за Риоко Хамасаки…
Позже она думала, что некрасивый светловолосый чужак сохранил ей жизнь, чтобы пустить на органы. Для того же забрал из отчего дома, даже не позволив оплакать погибшую родню. Но значительно позже, уже прилетев в Рим и поселившись в резиденции Раймундо на правах почетной гостьи, девочка поняла, что в голову ее нынешнему сятёу никогда не приходило ничего подобного. Не это ли называют чудесами?..
И тогда она вспомнила все, чему учил ее отец.
Выбрала путь.
Начала тренироваться.
В шестнадцать лет она впервые разделила с господином постель. В семнадцать лет побывала в Ватикане на крестинах крохотного Витторио. В день восемнадцатилетия настояла на том, чтобы войти в один из европейских отрядов корпорации. В девятнадцать приняла командование над этим отрядом и получила жарко-текучее прозвище. В двадцать один почти год считалась пропавшей без вести, но все же смогла организовать побег из частной тюрьмы корпорации «NDC». В двадцать два завязала с оперативной работой и превратилась в личного телохранителя Раймундо Гамбы. В тридцать лет скорбела на похоронах брата своего господина, а через год – на могиле его отца.
Когда в возрасте сорока одного года Раймундо взошел на трон корпорации, став полноправным оябуном, Лава возглавила глобальную службу безопасности «GA». Навсегда. До тех самых пор, пока судьбе не будет угодно отнять ее жизнь вместо жизни господина…
Любил ли оябун Гамба свою Риоко Хамасаки? Возможно. Когда-то давно. Нестерпимо давно, когда они были молоды и рвались вперед, с одинаковой легкостью убивая и любя. Но и сегодня, глядя на невысокую жилистую женщину совсем иными глазами, он не забывал одаривать ее своим вниманием и мужской силой. Которые Риоко принимала с благодарностью, почтением и искренним восхищением.
Как меч, обнажаемый для услады взгляда. Как старая добрая книга, перелистываемая время от времени. Как бутылка доброго двухсотлетнего арманьяка, из которой за год отпивают один-единственный глоток…
Блуждающий взгляд женщины уперся в примитивный алтарь, спрятанный в темном переулке слева от «Бизона». Аляповатый, но построенный с любовью, он был одним из детищ нового мира, коих в последнее время на улицах стало больше, чем бездомных.
Несколько пластиковых ящиков подпирали друг друга, образуя подобие миниатюрной пирамиды майя, вокруг виднелись огарки и битые масляные лампы. По обеим сторонам от алтаря на ветру шептались обрывки самодельных тряпичных плакатов, на которых самый любопытный смог бы разобрать: «Славьте Копье!» и «Воцаримся в покорности пред смертью».
Что ж, кому-то в новом мире действительно лучше смириться с участью…
– Госпожа, они покидают гостиницу…
Из размышлений Лаву вывел голос одного из корпобезов, сидящих в машине вместе с ней. Риоко распахнула смеженные глаза, всматриваясь в дешевый шестиэтажный «Holliday Luxxxe Inn», аварийный уже четыре года и работавший мимо всех мыслимых городских инстанций.
– Вышли через заднюю дверь, госпожа Хамасаки, – продолжал отчитываться сидящий позади Лавы мужчина. – Двое европейцев и женщина, идут вдоль промзоны на северный пустырь. Неидентифицированный местный? Понял. Госпожа, его с ними нет.