Биоэффект

Даже учитывая то, что выжила едва ли одна из четырёх будущих маток, рост был значительный. Учитывая, каков он станет чуть позже, я, можно сказать, вздохнул с облегчением, ибо возможная гибель хоть и не отступила окончательно, но теперь маловероятна.

Вскоре я заинтересовался новой гранью: бактериями. Разобрать их на запчасти было очень непросто, но вскоре этот вид тварюшек земных пополнил меня, отправившись туда же, где и их собратья: в ручей рядом с первым, теперь уже монструозным, муравейником.

Грызуны мне сдались через два года. Сначала грызуны, потом черви, про которых я вспомнил, далее — другие мелкие зверьки, а потом пошёл черёд и крупных. Мне много не надо: части тел сгодятся и от трупов, а утащить с помощью муравьёв какую-нибудь мелочь с жертвы разных хищников — не сложно.

С растениями шло тяжелее, но не сильно. Просто они росли медленно, даже с моей помощью. Особенно деревья. Захватывать было их весьма сложно, так на одно деревце я успел угрохать полгода, а потому мною было принято решение инфицировать плоды. Впрочем, постепенный переход деревьев под мою юрисдикцию также тихонечко двигался.

С помощью глаз животных я мог более-менее нормально видеть, однако всё равно не понимал, где же оказался. Я имею ввиду, мир. Вряд ли это Земля. За всё время я не увидел на невероятно чистом ночном небе ни единой светящейся точки, днём — ни единого самолёта. Ни разу на мою территорию не ступала нога человека, пусть территория эта и ограничивалась по примерным подсчётам всего чем-то около трёх-четырёх десятков квадратных километров.

Я бы понял, если бы вокруг ещё были какие-нибудь джунгли или хвойные просторы, но ведь нет, нормальные лиственные леса. Значит я должен был хоть один самолётик-то увидеть хотя бы?

В конце концов мне удалось создать некий источник тепла, на который у меня ушло что-то около двух лет. Подобное стало возможным, когда я наконец-то приступил к экспериментам с новыми видами. Сначала — небольшие изменения, потом создание чего-то нового.

Это был скорее даже не источник, а уловитель. Растение, напоминающее цветок, с весьма жёстким стеблем и листьями. Последние образовывали невероятно сложное соцветие, будучи, тем не менее, абсолютно чёрными. Стебель был весьма сложной конструкцией из внешнего изоляционного слоя, также бывшего матово чёрным и прекрасно проводящей тепло сердцевины.

Зимой сие творение по моей задумке должно было улавливать солнечные лучи и проводить тепло вниз. В общем-то, сложно сказать, что не получилось. Получилось, да только чтобы повысить температуру сверху хотя бы на несколько градусов, потребовалось буквально всю поверхность засадить такими вот цветочками, которые пусть и поглощали мало, но всё-таки требовали некоторых питательных веществ.

Первый опыт нуждался в серьёзной доработке. Во-первых я заставил его создавать ветвлёную корневую систему, которая постепенно пускала бы новые ростки вверх, во-вторых, растению требовались некоторые доработки вроде увеличения гибкости ствола и его толщины, а точнее толщины изоляционного слоя, дабы уменьшить теплопотери. Заодно нужно было изменить форму соцветия, ибо снег легко оседал на нём и множество стеблей просто не выдерживали веса, да и КПД сильно снижался.

Тем не менее, проснувшись после очередной спячки, чей срок удалось ещё сильнее уменьшить, пусть и чувствовал я тогда себя… хреново, ввиду наличия всего нескольких сотен активных муравьёв, я уже был уверен, что следующую зиму, возможно, проведу в сознании.

Следующий год был посвящён альтернативным источникам тепла. Какое-то время я даже рассматривал вариант заселить внутрь муравейника какое-нибудь животное, но всё-таки его отверг. В голову приходили только идеи о создании какого-нибудь существа, которое будет напоминать сердце, лишённое тела, однако такой проект не факт, что себя окупит, да и тяжёл больно.

Сколько бы я не бился, однако ничего придумать так и не смог до зимы.

Проснувшись в следующий раз, я плюнул на качественное улучшение и решил погнаться за количественным. В течение следующих лет всё, что только я делал, так это собирал всё новые и новые виды, увеличивая внутри вида свою популяцию и изживая чужую. К сожалению, недостаточно было захватить одно животное. Потомство от тех, кто был частью меня, также становились такой вот частью, но остальные представители вида — нет, так что приходилось захватывать животных и помогать выживать тем, что уже были моей частью.

Постепенно, с набором мною численности, время для меня начинало течь по-иному. Я стал думать быстрее. Особенно сильно это выразилось при переходе на хоть сколько-нибудь крупных животных, имеющих мозг. Нервная сеть существ, ставших частью меня, как я заметил, многократно превосходила по даваемым возможностям простую массу. Таким образом, я вырос и сильно. Даже, можно сказать, очень сильно.