Биография Бога: Все, что человечество успело узнать

Младший современник Вордсворта, Джон Китс (1795—1821), называл экстатическое отношение, важное для поэта, «негативной способностью». Она имеет место, «когда человек способен пребывать в неясности, загадках и сомнениях, не устремляясь нервно к фактам и разуму». [797] Вместо стремления к овладению миром через разум, Китс был готов окунуться в темную ночь неведения. Он говорил, что пишет как бы наугад, «улавливая частицы света среди глубокой тьмы, не зная значения какого-либо утверждения или мнения». [798] Он охотно признавал, что не имеет никаких мнений, ибо не имеет своего «я». На его взгляд, поэт – «самая непоэтичная вещь на свете, поскольку у него нет личности». [799] Настоящий поэт не впадает в «горделивую надменность», [800] не навязывает ее читателю.

...

Мы терпеть не можем стихи, которые чего-то хотят от нас, а если мы не согласны, словно закладывают руки в карманы штанов. Поэзия должна быть хорошей и ненавязчивой, входить в душу и поражать ее не собой, а своим предметом. – Сколь прекрасны цветы в уединении! И сколько они теряют на обочинах дорог: «Восхищайтесь мною, я – фиалка! Радуйтесь мне, я – первоцвет!» [801]

Если просветители относились к воображению настороженно, Китс видел в нем священную способность, несущую в мир новую истину: «Ни в чем я не уверен, кроме как в святости сердечных влечений и истине Воображения, – то, что воображение воспринимает как красоту, не может не быть истиной, существовала эта вещь ранее или нет, – и ко всем нашим страстям я отношусь так же, как и к любви. Все они в своих высших проявлениях создают красоту». [802]

Немецкий богослов Фридрих Шлейермахер (1768—1834), находившийся под сильным влиянием романтизма, также дистанцировался от ньютоновской религии. И у него мы видим поиск некоего Присутствия в «уме человеческом». В своих «Речах о религии к образованным людям, ее презирающим» (1799) он доказывал, что религиозный поиск должен начинаться не с анализа вселенной, а с глубин психики. [803] Подобная религия уже не будет отчуждающей силой, ибо связана с «высшим и ценнейшим» для нас. [804] Бога следует искать в «глубинах человеческого духа, чтобы найти живое созерцание ценности и связи его внутренних движений и внешних деяний». [805] В основе религии лежит безусловное чувство зависимости , фундаментальное для человеческого опыта. [806] Это чувство не следует понимать как сервильность по отношению к внешнему и далекому Богу. Важные стороны нашей жизни, – в какой семье родиться, с какой генетикой, когда и как умереть – находятся вне нашего контроля. Соответственно, мы воспринимаем жизнь как данность. Эта «зависимость» не есть нечто внешнее, внушенное нам Богом; она и есть Бог, основа и исток нашего бытия. [807] Опять же, такое богословие не является редукцией: для Шлейермахера человек становится центром, истоком и целью религиозного поиска. Бог же здесь не столько конечное объяснение вселенной, сколько необходимое следствие человеческой природы, средство, которое помогает нам постигнуть себя.

Немецкий философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770—1831) оставался верен просвещенческому идеалу объективного знания, но согласился бы с Блейком, что экстернализированный Бог должен выйти из своего одиночества и изоляции и окунуться в земную реальность. У людей есть мысли и устремления, выходящие за пределы разума. Традиционно они выражают эти мысли в религиозном «мифе». Однако ныне появилась возможность переформулировать их в философском ключе. В своей «Феноменологии духа» (1807) Гегель доказывал, что высшая реальность – по-немецки, Gei st («Дух», «Ум»), – не одно из существ, а внутреннее бытие мира. [808] Это само Бытие. Философская концепция Гегеля напоминает еврейскую Каббалу. С точки зрения Гегеля, ошибочно полагать, что Бог пребывает вне мироздания, что он – как бы дополнение к нашему опыту. Дух неразрывно связан с природой и людьми, обретая исполнение лишь в конечной реальности. Именно здесь Гегель усматривал подлинный смысл христианского учения о Боговоплощении. И наоборот, люди обретают божественность, присущую их природе, лишь когда отказываются от идеи отдельного, экстернализированного Бога: универсальный Дух наиболее полно реализуется в человеческом уме.