Биография Бога: Все, что человечество успело узнать

К концу XI века западные богословы и философы увлеклись проектом, по их мнению, новаторским: систематически применять рассудочные способности к истинам веры. К этому моменту Европа как раз начала отходить от темных веков, начавшихся после падения Рима. Бенедиктинские монахи из аббатства Клюни (Бургундия) развернули образовательную кампанию для клириков и мирян, многие их которых не знали даже азов христианской веры. В христианских странах строились сотни храмов: даже в маленьких городках и деревнях у людей появлялась возможность прийти на мессу и послушать чтения из Библии. Наставлению способствовало и развитие паломничеств. Во время долгого и трудного пути к священным местам – Иерусалиму, Риму, Сантьяго-де-Компостела, Конку или Гластонбери – миряне как бы заново обращались. Их жизнь радикально менялась: вместо мирской суеты они отныне были сосредоточены на святом. Путешествовали паломники группами, в которых соблюдались монашеские идеалы аскетизма, милосердия, целибата и ненасилия. Богачи делили тяготы с нищими, которые в свою очередь обнаруживали, что их нищета имеет духовную ценность. [452] Здесь вера развивалась не как доктрина, а как образ жизни. К концу столетия миряне стали относиться к христианству значительно серьезнее, и в Европе начало формироваться новое и специфически западное христианское самосознание. Между тем, заново знакомясь с интеллектуальным наследием своих более утонченных соседей в греческом византийском и исламском мире, европейские монахи стали мыслить и молиться в более «рациональном» ключе. Одним из ведущих представителей этой новой волны был человек по имени Ансельм. Он был аббатом престижного монастыря и школы в Беке (Нормандия), а в 1093 году Вильгельм II назначил его архиепископом Кентерберийским. [453] Воодушевленный новой модой на разум, он хотел сделать традиционное христианское учение рационально когерентным. Разумеется, он не ставил свою верность Богу в зависимость от рациональных доказательств: сначала вера, а затем – понимание, а не наоборот. [454] Приближаясь к Богу, необходимо использовать все свои способности, и Ансельм желал сделать понятными истины, постигнутые интуитивно, – дабы каждая часть ума участвовала в созерцании Бога. Еще от Августина западные христиане узнали, что умственная деятельность отражает божественное и что особенно это касается рассуждения. В сочинении «Прослогион» Ансельм молится:

...

Признаю, Господи, и за то благодарствую, что Ты сотворил во мне этот образ Твой, чтобы, Тебя помня, я думал о Тебе и любил Тебя. [455]

Это смысл существования каждой «разумной твари», поэтому люди должны не щадить усилий, помня, понимая и любя Высшее Благо. [456]

Однако помышлять о Боге и с охотой приступать к созерцанию исключительно сложно. Ансельм прекрасно знал о духовном оцепенении, когда молитва просто не идет. Во вступительных стихах «Прослогиона» – настоящая поэма! – он оплакивает свое чувство отчуждения от божественного. Образ Божий в нем столь замутнен всякими несовершенствами, что, как ни старайся, не исполнишь задачу, ради которой создан. Значит, надо стряхнуть духовную лень, подстегнуть ум с помощью интеллекта, разума, воображения и эмоции. По его мнению, разумные способности – одно из средств, которые дал нам Бог, чтобы мы пробуждали и взращивали свой дух.

Впрочем, иллюзий относительно человеческого разума Ансельм не испытывал. Он понимал, что неведомый Бог недоступен для разума. «Не силюсь, Господи, проникнуть в глубины Твои, непосильные для моего разумения», – молился он: [457]

...

но желаю хоть отчасти разуметь истину Твою, которой уже отдано сердце мое и которую любит оно ( quem credit et amat cor meum ). Не ищу разуметь, дабы уверовать ( intellegere ut credam ), но делаю выбор, дабы уразуметь ( credo ut intelligam ); и более того, я уверен, что, если не решусь, не уразумею. [458]