Биография и книги

С авторской позицией, отдельными формулировками можно спорить. Например, с неизбежностью имевшего место варианта трансформации общества. Можно говорить о вероятности того или иного варианта, но история всегда многовариантна и не терпит всякого рода "иного не дано". И то, что Китай, Вьетнам, даже Белоруссия не пошли "российским путем", показывает, что на вызовы времени всегда существуют различные ответы - не обязательно выбирать наихудший. Поэтому мысль, что перед СССР в 1989 г. вопрос стоял только так: "или застой, или реакция" - представляется схематичной и облегченной. Равно как и дихотомичный вопрос, что бессмысленно даже ставить вопрос об ином варианте приватизации, кроме ваучерной - по Чубайсу (напомню, что вариант Верховного Совета РФ предполагал именные приватизационные чеки). Тот факт, что она была проведена Указом Президента и, по большому счету, в случае изменения политической ситуации ее законность и легитимность всегда может быть оспорена, доказывает, что стратегические издержки многих решений оказались важнее их кажущихся ситуативных преимуществ.

А вот разобраться почему иные варианты решений и тенденций заглохли, какую роль в выборе именно дикого неолиберального варианта "реформ" сыграли объективные и субъективные факторы, соотношение внутренних и внешних импульсов и давлений было бы крайне полезно для политиков и России.

Также повисает в воздухе и тезис о принципиальной нереформируемости советской системы. Вспоминается афоризм, что "Безвыходная ситуация - это ситуация, очевидный выход из которой кого-то по каким-то причинам не устраивает!" Автор сам признает, что "при тоталитаризме перестроек не бывает", что старые структуры "по технологическому и организационному уровню на порядок выше новых", что по критериям рационалистичности, криминализованности, гуманистичности поздний СССР был гораздо цивилизованней и модернизированней твердо вставшей на путь социального регресса и превращения в задворки "свободного мира" "ельцинской России". Но, словно опасаясь либеральных обвинений в апологетике "совка", автор ограничивается в характеристике разрушенного общества готовыми и не всегда достаточно аргументированными оценками. Хотя приводимые им же конкретные характеристики образования, здравоохранения, уровня культуры, тиражей "толстых журналов", показателей здоровья, такой интегральный показатель, как продолжительность жизни и, страшно сказать, даже в ситуации с "правами человека" сравнение "демократической России" с "тоталитарным СССР" также оказывается не в пользу первой. Многие другие детали также приходят в противоречие с одномерной и однозначно негативной оценкой "госсоциализма". Какой выбор сделал автор, если бы убедился, что альтернатива имитационному, периферийному, колониальному российскому капитализму - только госсоциализм советского типа со всеми его негативными чертами?

Читая книгу, трудно отделаться от впечатления, что автор не может простить советскому строю и КПСС то, что именно они вскормили нынешнюю власть и многих ее протагонистов. В частности, не могу солидаризироваться с автором в том, что касается Чеченского кризиса. На мой взгляд, логика оппозиционности нынешним "хозяевам России" сыграла с автором злую шутку, загнав его в двоичную черно-белую логику "или-или". Критикуя, местами метко и "по существу", "странность" и бездарность кремлевской чеченской политики, автор совершает ошибку, поэтическая формулировка которой звучит примерно так: "Из ненависти к собственным подонкам в объятия к чужим подонкам лезть?" Автор может обижаться, но под "Чеченской" главой книги могли бы подписаться и Лера Новодворская, и Константин Боровой.

Да, нынешний чеченский кризис и "Бандостан Ичкерия" создан деятелями того же ельцинского режима - Бурбулисом, Хасбулатовым, Полтораниным, Шахраем, усугублен Лебедем и Рыбкиным. Предательство со стороны Российской власти антидудаевской оппозиции и всех граждан Чечни и РФ (как чеченцев, так и русских и лиц других национальностей) привело к первой "чеченской войне". Но видеть в действиях Басаева или "советского офицера Масхадова" лишь справедливое сопротивление имперской политике или конфликт "Сибнефти" и "Транснефти" или ТОЛЬКО попытку использовать в электоральных целях "маленькую победоносную войну" - это пытаться с помощью неадекватной одномерной логики анализировать сложнейший многомерный конфликт. Сама реакция жителей того же Ставрополья и Дагестана, поддержавших вооруженный отпор местным и международным террористам и работорговцам, показывает, что действия Российского правительства могут соответствовать интересам и чаяниям простых граждан РФ независимо от национальности. Которые могут очень не любить местные и российские власти. Но свободолюбивых чеченских "сверхчеловеков с большой дороги" они не любят еще больше. В целом чеченская ситуация представляется более многогранной и сложной, нежели она предстает в книге.