Биография Л.Н.Толстого. Том 3

Таким образом, у Л. Н-ча установилась моральная связь с психологическим обществом, поддерживаемая преимущественно Н. Я. Гротом. И вот в одно из ближайших следующих заседаний, а именно 14 марта того же года, Л. Н-ч выступил сам с рефератом под названием «Жизнь бесконечная». Это было временное название его статьи, которую он тогда писал. Одно время Л. Н-ч называл эту статью «Понятие о жизни», а потом «О жизни и смерти». Но так как чем больше он углублялся в смысл этой статьи, тем меньше в ней оставалось места и значения смерти, то, когда он кончил ее, слово «смерть» совсем выпало из заглавия и статья приняла название «О жизни».

Несколько выписок из писем ко мне этого года показывают, как занимала его эта книга.

Так, весной этого года он пишет:

«Соскучился я о вас, милые друзья (обращаюсь к вам и Чертковым), беспрестанно думаю о вас. Верно оттого, что последнее время так был увлечен своими мыслями о жизни и смерти, что мало думал, так теперь наверстываю. Я все еще не кончил и все уясняю себе больше и больше. Когда кончу, то напечатаю у Оболенского последнюю, по-моему, лучшую версию, если он хочет и цензура пропустит (нецензурного, кажется, нет ничего)».

В апреле он писал Черткову:

«Я все работаю над жизнью и смертью, и что дальше, то яснее. Эта работа для меня ступень, на которую взбираюсь. Во время работы этой приходят мысли из этой же работы, которые могут быть выражены только в художественной форме, и когда кончу или перерву, Бог даст, то и напишу».

Летом в одном из писем ко мне он говорит:

«Статья моя о жизни и смерти все не кончается и разрастается в одну сторону и сокращается и уясняется в другую. Вообще же я вижу, что не скоро кончу, и если кончу, то напечатаю ее отдельной книгой, без цензуры, и потому не могу дать ее Оболенскому. И это меня огорчает. Будьте моим посредником между ним, чтобы он не огорчился и на меня не имел досады. Я постараюсь заменить это чем-либо другим. Пожалуйста, поговорите с ним и напишите мне».

Наконец, еще дальше он пишет: «Свою статью «О жизни и смерти» все писал и пишу, и очень трудно; однако, посылаю набирать. Страхов был и одобрил; это меня поощрило».

Однако, он не отослал статьи в набор и после этого письма. Когда я приехал в Ясную Поляну в конце июля, я застал рукопись вновь переписанную и уже с небольшими только поправками – признак, что дело близится к концу. И действительно, когда я, пробыв несколько дней, собрался ехать в Москву, Л. Н-ч дал мне с собой всю рукопись с поручением сдать в набор в типографию Мамонтова, что я и сделал. При этом Л. Н-ч просил меня передать профессору Гроту его просьбу продержать корректуру. Этим он хотел искусственно оторваться от своей работы, снять с себя заботы о ней, чтобы освободить свои силы для другой назревавшей в нем работы художественной.

После моего отъезда он писал Черткову:

«П. И. милый вчера уехал и увез в типографию статью о жизни. Начал я писать о жизни и смерти, а когда дописал, оказалось, что вторую часть заглавия пришлось выкинуть, потому что для меня по крайней мере это слово потеряло совершенно то значение, какое я ему придавал в заглавии. Дай-то Бог, чтобы хоть на некоторых читателей она произвела то же действие».

Но совсем освободиться он не мог. Эта философская работа притягивала его к себе, и он сам руководил корректурной работой Грота. В ноябре того же года он мне пишет об этом:

«Гроту, пожалуйста, скажите, что «вступление» я отнес к примечаниям, но потом думаю, что надо оставить его «вступлением» и колеблюсь. Не будет ли он так добр решить это за меня. А еще то, что я желал бы просмотреть то, что идет после тех глав, которые мы с вами переправили. Пожалуйста, скажите то же и в типографии. Они теперь мне ничего не посылают. Представьте себе, что у Канта все то же самое сказано, и чудесно во многих местах».

В это время он действительно читал Канта и восхищался им.

Вот что он между прочим пишет о Канте в том же письме ко мне:

«Много испытал радости, прочтя в 1-й раз Канта – «Критику практического разума». Какая странная судьба этого удивительного сочинения. Это венец всей его глубокой разумной деятельности и это-то никому не известно. Если вы не прочтете в подлиннике, и я буду жив – переведу и изложу, как умею. Нет ли биографии Канта в публичной библиотеке? Попросите от меня и пришлите».

Об этом же, более пространно, он пишет в письме к Н. Н. Страхову от 16 октября 1887 года: