Поэтому профессор высчитывал роды по датам со слов Наташи. Короче говоря, не желая расстраивать Наташу, предлагаю выждать еще неделю. Вновь ничего. Начинаю мягко уговаривать Наташу. Наконец соглашается. Делают ультразвук, и выясняется, что до родов чуть более месяца. Час от часу не легче. Прошу объяснить — почему? Оказалось, что более полутора месяцев у Наташи была просто задержка. Так что эмоционально Наташа была «беременна» десять с половиной месяцев.
Раз в неделю вожу Наташу на осмотр, и вдруг, когда остается неделя до действительных родов, Наташа говорит, что не хочет здесь рожать, если я не буду присутствовать при родах. Соглашаюсь, не представляя, что сие зависит не только от моего согласия. Говорю с профессором — «не могу взять на себя: у нас нет такой практики», иду к завотделением — ответ тот же. Добираюсь до самого директора клиники! К счастью, он читает мои книги и они, к еще большему счастью, ему нравятся. Дает разрешение. Наталка в восторге! Мало того, принимаю решение не только поддержать Наташу своим присутствием, но еще и запечатлеть роды на фото и видео. Врачи попытались было сопротивляться, но потом махнули рукой.
Пытаюсь представить, как, повзрослев, моя Юленька увидит на экране свое рождение, свой первый крик, свое первое прикосновение к маминой груди и узнает, что первый голос, который она услышала, появившись на свет, был голос отца. Конечно, я сильно волновался, но взял себя в руки и постоянно подбадривал Наташу.
Не знаю: из-за моей ли помощи, из-за Наташиного ли характера, но все прошло просто замечательно. В восемь двадцать часов вечера Наташа сказала: «Пора». Глеб Успенский тут же примчался на своей «Субару» и отвез нас в роддом. А там нас ждал сюрприз: профессор, наблюдавший Наташу последние полтора месяца, слег в жестокой простуде. Дежурный врач советует переговорить с профессором второго отделения, но тот уже уходит домой. Лечу к нему, едва не на коленях уговариваю принять роды. Без особого восторга он соглашается, а осмотрев Наташу, замечает, что Наталка очень хрупкая, а ребенок большой и потому лучше делать «кесарево». Но Наталка начинает его уговаривать:
— Доктор, миленький, я справлюсь! Поверьте мне, справлюсь!
И столько в ее голосе было уверенности, столько надежды, что профессор не смог отказать, и минут через сорок, в десять двадцать, без единого Наташиного вопля, маленькая Юленька обозначила криком свое появление на свет: «Вот и я! Встречайте нового человека! Во мне уже три килограмма семьсот граммов и пятьдесят два сантиметра роста!»
Медперсонал, а позднее и районный врач-педиатр удивленно качали головой: «Боже, какой у нее осмысленный взгляд! А ей нет еще и недели… двух недель… месяца… А какие у нее длинные пальчики! А какая она красавица! Ну вылитая папина дочка!»
Не знаю, каково в этих словах соотношение правды и лести, но мне было приятно все это слушать.
Эту книгу пишу в год полного солнечного затмения. В этот год Нострадамус предсказывал «конец света». Интересно, что он имел в виду под этими словами?
Незадолго до солнечного затмения навестил их в «Лесном озере». Как же выросла Юленька! Еще восьми месяцев нет, а весит восемь сто и имеет уже семь зубов! Выговаривает «пап-мам» и вовсю напевает о чем-то своем. Когда я возвращался в Москву, Наталка, наслушавшись со всех сторон страхов, умоляла меня быть осторожнее с глазами, когда я буду смотреть на солнечное затмение: в Москве оно должно быть одиннадцатого августа в пятнадцать десять. Сижу, работаю, изредка поглядываю в окно: все небо затянуто тучами. Снова работаю. Смотрю на часы: без пяти четыре… Включаю телевизор: вокруг солнечного затмения ажиотаж во всем мире. Так и прошло мимо меня грандиозное событие века. До следующего я, по всей вероятности, не доживу… А жаль, хотелось бы посмотреть…
Знаете, мы с Наталкой сравнили фотографии всех моих детей в возрасте до одного года и заметили, что все они похожи, словно близнецы. Интересна и магия чисел. Когда меня спрашивают о детях, отвечаю, что все они у меня — погодки: «три сыночка и лапочка дочка»…
Есть у меня некие соображения, исходя из которых я умолчал о истории рождения еще одной дочери.
Ярославушка, не думай, что я забыл о тебе: этого никогда не было и не будет. Так сложилась, что после твоего рождения нас разбросало и мы больше, к моему огромному сожалению, никогда не виделись. Буду счастлив, если эта встреча наконец произойдет…
Первый родился в 1969 году, второй — в 1979-м, третий — в 1989-м, и Юленька в декабре 1998-го, почти в 1999-м, то есть каждый появлялся ровно через десять лет. Любопытна и другая закономерность: первый сын — Петер — родился 20 апреля, в день рождения Гитлера, и живет в Германии, второй сын — Владимир — 22 апреля, в день рождения Ленина, и живет в Москве. Третий сын — Сережа — родился 16 декабря, а Юленька — 13 декабря, то есть и у них разница лишь в несколько дней.