Биография отца Бешеного

Я не помню, как отвел его в больницу, не помню, как вернулся домой: видно, на нервной почве у меня началась настоящая горячка, и я пролежал несколько дней с высокой температурой. Но улучшение никак не наступало: жар все не спадал, и врачи в растерянности разводили руками. Тогда на помощь пришел мой друг: ему удалось тайком добраться до моей кровати и сообщить по секрету, что тому мужчине врачи спасли глаз. На следующий день я пошел на поправку…

Представьте себе, до сих пор не знаю, правду ли сказал мне Вованчик, но тогда мне его слова очень помогли, и я благодарен своему другу…

Район, в котором мы получили две комнаты, именовался Советским, но все его называли городком нефтяников. Позднее это название и вообще стало официальным. В то время городок только что образовался вокруг одного из самых больших в стране заводов по переработке нефти — ОНПЗ — Омского нефтеперерабатывающего завода.

Завод начали строить сразу после войны. На строительстве было много военнопленных и заключенных. А огромнейший его макет был создан немецкими проектировщиками.

Не могу удержаться, чтобы не заметить, как удивительны и непредсказуемы жизненные пути! Поистине «пути Господни неисповедимы»!

Именно этот макет нефтезавода, занимавший площадь больше ста квадратных метров, через четверть века, при моем самом деятельном участии, был уничтожен во время съемок самого нашумевшего первого советского фильма-катастрофы — «Экипаж». Об этом расскажу подробнее, когда буду описывать те годы…

Первой школой, построенной в Советском районе, была городская школа номер восемьдесят. Ее построили в пятьдесят втором году, а в пятьдесят третьем я пошел в первый класс этой новой школы.

Я помню большие светлые классы, огромные коридоры, которые пахли свежей краской. Помню, как я сильно волновался, гордо держа в одной руке букет полевых цветов, которые специально насобирала мне мама, в другой — мой первый портфель-ранец. Более всего я гордился своей новенькой школьной формой.

В ней я больше напоминал маленького военного, нежели школьника: гимнастерка была подпоясана широким ремнем из кожзаменителя с самой настоящей пряжкой, на голове красовалась военного образца фуражка с настоящей кокардой, на которой с трудом можно было различить букву «Ш», которая была и на пряжке.

Школьная форма была достаточно дорогим удовольствием, но как же без нее? Несколько месяцев я приставал к отцу и маме, что какой же я, мол, школьник без формы? Все это время изо всех сил старался быть прилежным и послушным. Моя настойчивость в конце концов была вознаграждена: первым сдался отец.

Отлично зная, что к нему нужно подкатываться с просьбами тогда, когда он чуть-чуть «под мухой», я улучил такой момент и, «надув губы», в очередной раз завел свою «шарманку»:

— Пап, а пап, а Вовка сказал, что без формы меня в школу не примут… — с горечью прошептал я, и мне стало так себя жалко, что казалось, вот-вот слезы брызнут из глаз.

— Мать! — грозным голосом позвал отец, и как только она вошла в комнату, недовольно спросил: — Слушай, Тань, наш сын что, хуже других, что ли?

— О чем ты, Вань? — не поняла мама, подозрительно взглянув на меня.

— Купи ему школьную форму! — твердо проговорил отец.

— Купи? — с ужасом воскликнула мама. — А на что? На какие шиши?

— Возьми из тех, что мы копим на проигрыватель!

— Господи! — всплеснула руками мама. — Тебя не поймешь: то тебе проигрыватель нужен, то форму сыну покупай: обойдется и без нее…

Я сразу понял, что на этот раз мама на моей стороне: стоило ей начать возражать отцу, как тот делал наоборот.

— Ты что, не поняла меня? — недовольно нахмурился он. — Я сказал: форму Вите купи, значит, купи! А еще и новые ботинки! — расщедрился отец. — И не спорь со мной! — Он вдруг пьяно стукнул кулаком по столу.

Чисто интуитивно, понимая, что сейчас может разгореться настоящий скандал, я стремительно бросился отцу на шею и чмокнул его в щеку:

— Спасибо, папа! Ты такой хороший! Такой добрый! — Не знаю, насколько я был искренен в такие моменты, но это всегда безотказно действовало: он мгновенно смягчался и забывал о своем взрыве.

— Ладно, иди играй, сынок… — тихо говорил он, гладил меня по голове, и его глаза, мне казалось, чуть влажнели…

Свою первую учительницу, я уверен, буду помнить, как и многие из вас, всегда. Галина Ивановна Таше была симпатичная, очень интеллигентная женщина с бархатистым голосом и умными, добрыми, но усталыми глазами, уже тогда в ее волосах были седые пряди.

Поговаривали, что Галина Ивановна происходила из семьи ссыльных дворян, что подтвердилось, когда я уже учился в Москве. В ней воплотились лучшие черты русского дворянства — благородство, достоинство, интеллигентность и доброта, но тогда нам этого не было дано понять в силу нашего возраста.