Зиночка словно бы выпорхнула из подъезда, и Доронин восхищенно подумал, что она похожа на нарядную бабочку. Заметив его, девушка ни капельки не удивилась — направилась к трамвайной остановке, уверенно постукивая каблучками. За ней как тень двинулся костлявый студент. Обернувшись на ходу, Зиночка что-то сказала ему, и он, сразу повеселев лицом, пошел рядом с ней. Поджидая трамвай, они о чем-то болтали. Зиночка откровенно кокетничала, костлявый парень млел, и Доронин вдруг понял, что она так поступает нарочно: этот студентик просто ширма. Жизненный опыт подсказал, как надо поступить. Изобразив на лице равнодушие, Доронин остановил такси и укатил. Он не сомневался — и это было действительно так, — что после его отъезда Зиночка турнет беднягу парня.
Через несколько дней Доронин узнал, где она живет: постарался преподаватель, которому он помог напечататься. Зиночка жила неподалеку от Киевского вокзала в деревянном доме — обветшалом, с маленькими, скособоченными окнами. Сам же Доронин только что получил комнату в хорошем доме, построенном еще в стародавние времена. Кроме него в коммунальной квартире было всего две семьи — седоголовый архитектор с хрупкой женой неопределенного возраста и молчаливая пенсионерка Мария Павловна. О себе Мария Павловна ничего не рассказывала, но было известно, что она — ветеран партии. Ее единственный сын, ровесник Доронина, погиб на фронте, муж умер. Она подолгу лежала в больницах, часто ездила в санатории, ей постоянно делали уколы — в квартире попахивало камфарой и какими-то другими лекарствами.
Своими жилищными условиями Доронин был доволен: светлая комната, просторная кухня, ванная. К нему часто приходили женщины, иногда оставались ночевать. Мария Павловна ничего не говорила, но Доронин чувствовал — не одобряет. Старик архитектор смущенно похохатывал, утверждал, когда на кухне не было жены, что сам куролесил в молодости. Его супруга грозила Доронину тонким, как церковная свеча, пальцем, игриво называла шалунишкой…
Встретившись вроде бы случайно с Зиночкой, он вмиг понял — обрадовалась: щечки порозовели, в глазах появился блеск. Доронин принялся болтать о разных пустяках, поинтересовался, как поживает молодой человек в очках. Она досадливо поморщилась.
Они встречались больше месяца, вовсю целовались, но, как только Доронин смелел, Зиночка с негодованием отталкивала его. Он догадывался, чего она добивается. Зиночкина непреклонность с каждым днем все больше распаляла Доронина. Через некоторое время, сам того не ожидая, он сделал ей предложение.
Старик архитектор стал относиться к Зиночке с галантностью, присущей лишь интеллигентам «из бывших», его супруга во всеуслышание говорила, что милей и приятней нет женщины, в словах и взглядах Марии Павловны проскальзывала настороженность. Зиночка отвечала ей тем же.
Стена, казалось, сотрясалась от магнитофонного рева. Доронин хотел попросить сына убавить громкость, но раздумал. Сложил плед, сунул его вместе с подушкой в ящик для постели, пошел умываться.
— Подойди-ка, — окликнула жена.
Кухня была большая, светлая, как во всех домах улучшенной планировки. Стараниями Зинаиды Николаевны — так теперь Доронин обращался к жене — она была превращена в кухню-столовую. Кроме электроплиты и стандартного кухонного гарнитура там стоял телевизор. На телеэкране кружилась, приложив конек к затылку, какая-то фигуристка.
— Немка? — спросил Доронин.
— Швейцарка, — ответила Зинаида Николаевна и, показывая свою осведомленность, добавила: — Дениз Бильман.
— Замечательно, — пробормотал Доронин.
Не отрывая глаз от экрана, Зинаида Николаевна огорченно вздохнула.
— А наши девушки даже в первую десятку не пробились.
— Даже та? — Доронин смутно помнил: года два назад жена, большая поклонница фигурного катания, сказала, что в нашей сборной наконец-то появилась очень перспективная фигуристка.
— Была, да сплыла. — Зинаида Николаевна снова вздохнула и, по-прежнему не отрывая глаза от телеэкрана, показала пальцем на телефон. — Пока ты дрых, я с Кочкиными разговаривала.
— С ней или с ним?
— С Наташкой.
— Чего она сказала?
— Просила тебя позвонить им.
Доронин протянул руку к телефону. Зинаида Николаевна оторвала взгляд от телевизора, твердо сказала:
— Не дури, Алексей Петрович!
Доронин подумал:
«Зря она не позвонила бы».
— Обойдется! Что отрезано, то отрезано. Нечего тебе якшаться с ними.
Раньше Кочкины работали в том же издательстве. С Василием Афанасьевичем Кочкиным Доронина связывала многолетняя дружба. Именно ему, Кочкину, самому первому он сообщил о решении жениться на Зиночке. До этого Доронин был с ней у Василия Афанасьевича, уже женатого, в гостях и уже тогда обратил внимание на какую-то натянутость в поведении его жены. На следующий день, встретившись с Дорониным в буфете, Наталья Васильевна Кочкина ни словом не обмолвилась о Зиночке, хотя он ожидал услышать одобрение и восхищение. Это осталось в памяти.