Бирюзовая маска

— Насколько я знаю, — сказала я Гэвину, — об этом было известно только троим. Сильвия передала мне запечатанный конверт, но, может быть, она открывала его раньше, а потом опять запечатала. И я сама рассказала Кларите и Хуану. Больше никому, до нашего разговора с вами.

— Если знала Сильвия, то мог знать и Пол.

— Да, и наверное, Элеанора. Но тогда почему никто из них не поехал на ранчо раньше?

— Может быть, это было несущественно, пока ключик не попал к вам в руки.

Скорее всего, подумала я, здесь побывала Кларита. Но я все же решила не останавливаться и продолжала свои бесплодные поиски.

На полу стояла наполовину пустая коробка, и когда я стала копаться в ее содержимом, которое кто-то до меня из нее выбросил, я обнаружила мексиканский костюм, который мог бы носить мужчина. Я взяла узкие брюки из темно-синей замши, обшитые по бокам серебряными пуговицами, и хотела поднять расшитый, украшенный плетеными косичками жакет, когда Гэвин вдруг бесцеремонно отобрал это все у меня.

— Вам это не нужно, — сказал он, и забросил костюм на верхнюю полку огромного шкафа.

Мне это показалось странным, но я заинтересовалась остальным содержимым коробки и забыла о Гэвине. Что-то деревянное, похожее на чашу с отверстием, выпало из коробки со стуком на пол. Я наклонилась, взяла этот предмет в руки, и вдруг на меня накатила волна холодного ужаса, проникшего через кончики пальцев.

Я держала в руках резную деревянную маску и в состоянии безмолвного шока не могла оторвать от нее взгляда. Все лицо было выкрашено дымчато-синей краской, а его черты обведены с большим мастерством серебряными и бирюзовыми линиями. Брови были выложены из крошечных бирюзовых камешков, надглазья обведены бирюзовой и серебряной краской. Ноздри были серебряными щелочками, но главное в этой маске был рот. Он был в форме овала — как будто открыт для крика — и его линии были опять обведены серебром и бирюзой. Уставившись на это синее лицо, я чувствовала, что мой рот тоже открывается, и я с усилием сдержалась, чтобы не закричать.

С другого конца комнаты Гэвин увидел все это и сразу же подошел ко мне.

— В чем дело, Аманда? Что случилось?

Я не смогла ничего ему ответить, тогда он мягко взял меня за плечи, и я увидела в его глазах теплоту и симпатию.

— Вас опять что-то напугало.

— Да! — Я держала маску дрожащими руками. Это — как дерево. Я уже видела это раньше, и это часть кошмара — она связана с тем временем.

Гэвин взял маску у меня из рук и обследовал ее.

— Я тоже видел ее раньше, когда был маленьким. Задолго до смерти вашей матери. Мне кажется… да, она висела на стене здесь, в гасиенде. Я даже помню то место в зале.

— Но откуда я ее помню?

— Не пытайтесь вспомнить, — сказал он. и у меня появилось ощущение, что он знает об этой маске больше, чем сказал мне.

Я не обратила внимания на его совет. Я должна была вспомнить, и я забрала у него маску, рассматривая ее, заставляя себя смотреть прямо в ее злые суженные глаза.

Мне казалось, ее рот кричал мне в какой-то немой агонии, соответствовавшей моему собственному ужасу. Кто бы ни сделал эту маску, он хотел, чтобы она приводила человека в состояние агонизирующего страха, и я это чувствовала.

— Я не помню, — сказала я. — Просто я чувствую ужас и опасность. Но я знаю, эта маска может мне кое-что сказать.

На кровати лежала картонная коробка поменьше, в ней была книга в кожаном переплете. Гэвин достал книгу и положил в коробку маску, закрыв ее крышкой.

— Ну вот, теперь вы ее не видите больше.

Я протянула руку к коробке.

— Я возьму ее с собой. Что-то есть в этой маске такое, что я хочу вспомнить.

— Хорошо, — сказал он. — Если вам это нужно. А вот — я нашел замочек для вашего ключика.

Он поднял с кровати книгу в кожаном переплете и отдал ее мне. Я сразу увидела, что обе обложки скреплялись дужкой, на которой был маленький замочек. Даже не вынимая ключик из сумочки, я уже знала, что он подойдет. Но в нем не было никакой необходимости. Один конец дужки был вырван из кожи, и книга уже не была закрыта.

— Наверное, это дневник, — сказала я, беря у него книгу.

Подняв кожаную обложку, я посмотрела на форзац и увидела на нем имя Кэти Кордова, написанное тем же сильным почерком, который я видела в письме, посланном Кэти моему отцу. Год на дневнике был годом смерти моей матери.

Пролистывая страницы, я увидела, что все они густо исписаны тем же почерком. Здесь Кэти оставила мне ответ на мой вопрос. Ответ на все.

Я торопливо переворачивала страницы, читая даты, ища месяц, когда умерла моя мать — это тоже было в мае, хотя я и не знала числа. Дойдя до абзаца, посвященного пикнику, я стала внимательно читать, забыв о Гэвине и обо всем, что меня окружало. Да, она описала свои планы на этот день и вписала имена участников. Я быстро пробежала глазами следующие страницы и неожиданно испытала потрясение, дойдя до конца дневника. Все оставшиеся листы были вырваны, от них остались лишь обрывки. Что бы ни написала Кэти о пикнике и об остальных днях и месяцах года, все исчезло.

Я протянула дневник Гэвину.