Бирюзовая маска

— Ты не сделаешь этого, дедушка! — кричала она. — Я не останусь с Гэвином. Я его ненавижу! Я единственная, о ком ты должен сейчас думать — не об Аманде, а обо мне. Я единственная, о ком ты должен заботиться.

Хуан повернулся к ней: лицо его выражало гордость и жестокость.

— О тебе всегда будут заботиться, хотя и скромно. Но если ты решишься оставить Гэвина, все перейдет к Аманде.

Она бросилась на него с кулаками, да так, что он едва удержался на ногах. Затем он пришел в себя, притянул ее к себе и стал успокаивать, пока она не начала понемногу утихать. Я просто остолбенела от подобного взрыва эмоций. Перед лицом всего этого померкли бы любые мои слова. Поэтому я молча продолжала стоять там, где и стояла.

— Возможно, вам осталось жить совсем недолго! — запричитала Элеанора, прижавшись к нему, как ребенок, хотя я ей не очень-то поверила. — И когда вы уйдете, здесь никто не позаботится о вас.

Он разговаривал с ней по-испански, и хотя в его тоне было очень много нежности, я была уверена, что он ей ничего не обещает. Гэвин прошел мимо них с каменным лицом и направился ко мне. В нем не чувствовалось и намека на доброту.

— Почему вы ничего не сказали, чтобы это остановить? — требовательно спросил он. — Я думал, что вы тот единственный человек, который от него ничего не требует. Но разумеется, вы стоите и ничего не предпринимаете — ведь все достанется вам, не так ли? Недвижимость, деньги — все, чем владеет Кордова?

Я почувствовала прилив ярости, но в то же время была очень сильно задета, хотя мне удалось с этим справиться. Но в любом случае я не желала, чтобы дедушка таким образом меня использовал. Гэвин был чудовищно несправедлив, но я не хотела, чтобы из-за его слов и из-за махинаций Хуана Кордова изменились мои планы.

— Уходите, Аманда, — с яростью в голосе сказал Гэвин. — Уезжайте из Санта-Фе!

Я с трудом могла представить, что восхищалась его человечностью. Произошел взрыв — и стало смертельно холодно, и в нем не осталось ничего человеческого.

Но все-таки я подошла к нему.

— Я бы никогда здесь не появилась, если бы знала, что мною воспользуются таким образом. Теперь же я не желаю уезжать.

Мои слова прозвучали в полной тишине. Несколько секунд комната была погружена в молчание, какое бывает только в часовнях. Донья Эману-элла с усмешкой смотрела на противоположную стену. Гэвин еще раз взглянул на меня и вышел. Хуан оторвал от себя Элеанору и быстро направился ко мне, его трость хоть и соприкасалась с полом, но не служила ему для поддержки. Волнение придало ему силы.

— Конечно же, Аманда, ты никуда не уедешь. Ты единственный человек, которому я доверяю. Мне осталось совсем немного времени, и ты должна остаться со мной.

У меня не было сил ответить ему по-доброму. То, что он совершил, было непростительно.

— Я уже сказала вам, почему намерена остаться, — произнесла я. — Я не уеду отсюда, пока не узнаю правду о том, что случилось с моей матерью. Я думаю, кое-что прояснилось, но всему свое время. Для меня важно только это.

Он долго, изучающе на меня смотрел и мрачно кивнул. Затем мимо меня прошел к двери. Многое нужно было сказать, но не сейчас.

Элеанора пересекла галерею, но не сразу последовала за ним. Вместо этого она остановилась, чтобы взглянуть на картину за моей спиной.

— Эта картина не принадлежит мне, — сказала она об Эмануэлле. — Она полностью ваша — твоя и твоей матери. Есть другая картина, которой владею я, — дикая, сумасшедшая. Возможно, будет лучше, если ты это запомнишь.

Она, как и другие, пройдя мимо меня, вышла из комнаты. В освещенной галерее было тихо, но атмосфера благоговения и почитания, которую так старательно создавал Хуан Кордова, ушла, и, казалось, воздух еще пульсирует эмоциями. Сегодня вечером выплеснулось то, что не так-то просто будет вернуть в первоначальное состояние. В той или иной мере затронуты были все. Меня трясло от всего этого: я испытывала больше, чем тревогу.

Я забыла про Клариту. Но она вышла из галереи и приблизилась ко мне с надменным видом.

— Началось все заново, — сказала она, глядя мне прямо в глаза. — Я ждала, и это началось.

— Что началось? — решительно спросила я.

Удивительно, что ее темные глаза ничего не выражали.

— Это марш смерти. Если ты хорошенько прислушаешься, то услышишь шаги. Это шаги Инес, спускающейся к нам сквозь века. Я уже слышала их раньше. — Она подошла ко мне еще ближе. — Я слышала их со стороны холмов, когда умерла твоя мать. Лучше побереги себя, Аманда.

Она тоже слегка сошла с ума, как и все они, и я отскочила от нее.

— Вернись в дом, — приказала она. — Быстро пробеги темноту. Я запру дверь.

У меня не было никакого желания оставаться в ее компании, поэтому я поспешила выйти за дверь в холодную ночь Санта-Фе. Звезды казались очень яркими, и тусклые лампы внутреннего двора не могли с ними соперничать. Дом передо мной мерцал лампами, и я быстро направилась к нему. Ночь была именно такой, когда хочется быстрее пройти темные пятна и как можно быстрее оказаться в безопасности стен в комнатах при светящихся лампах и теплых красках.