Бирюзовая зима

– Я в то время чувствовал себя отвратительно, – сказал он и потер лицо. – Я был в смятении, не мог разобраться в своих чувствах. Рассудок подсказывал мне, что лучше закончить эту историю. Но я был не в силах это сделать. Верх неизменно брала потребность находиться рядом с тобой и узнавать тебя все ближе и ближе с помощью переписки. Какая-то часть меня все еще цеплялась за прежний глупый план, ни за что не желая признавать, что ветер давно переменился. Но это был чистой воды самообман. На самом деле я давно уже понимал, что мои первоначальные намерения тут ни при чем.

До сих пор Элиас активно жестикулировал, а тут его руки безжизненно упали на кровать, и весь он как-то поник.

– Когда я вновь увидел тебя, – тихо проговорил он, – и ты стояла передо мной… Тут я понял, что гораздо больше хочу тебя поцеловать, чем затащить в постель.

По спине у меня побежали мурашки, которые мигом расползлись по всему телу.

– Тут все закрутилось, завертелось, – продолжал Элиас. – Произошел несчастный случай с твоими родителями. Если бы ты знала, какую боль он мне причинил! Раньше, когда мы были подростками, у меня разрывалось сердце, если тебе было плохо. Я не мог видеть, как ты страдаешь. И в ту ночь я почувствовал, что за прошедшие годы ничего не изменилось.

Он выглядел печальным.

– Ты провела три недели в Нойштадте, – продолжал он. – В это время я много размышлял о том, что же все-таки происходит. С одной стороны, мне тебя не хватало, с другой – расставание пошло мне на пользу. Наконец-то мне удалось подумать хоть сколько-то ясной головой. Я осознал, что за последние месяцы ты перевернула всю мою жизнь. Все, чему я хотел помешать, все-таки произошло. И хуже того: мне пришлось признать, что я снова к тебе неравнодушен. Я никак не мог понять, почему ты имеешь надо мной такую власть. Все началось сначала. Рассудок подсказывал мне, что не стоит повторять печальный опыт. Воспоминания о том, как сильно ты когда-то ранила мои чувства, по-прежнему не отпускали меня. – Элиас вздохнул, глядя на подсолнух. Он откровенно говорил о своих чувствах, а я ловила каждое его слово и восстанавливала собственные воспоминания о тех временах, пытаясь выстроить параллели и понять, как то или иное его душевное движение влияло на наши отношения.

Когда Элиас вновь заговорил, голос у него был несчастный:

– Иногда я спрашиваю себя: правда ли, что все началось сначала – или, может, оно никогда и не заканчивалось?..

Эта фраза свинцовой тяжестью легла на наши плечи. Мы молчали, изнемогая под ее гнетом.

Я всегда думала, что влюбилась в Элиаса заново. Но когда он вслух высказал эту мысль, я засомневалась. Быть может, и во мне много лет жил кусочек разбитой любви?..

Так, значит, с Элиасом происходило все то же самое? Непостижимо, невообразимо… Но ничто в его движениях, лице или глазах не давало повода думать, что он говорит неправду. Со мной творилось что-то странное: то подкатывала дурнота, то по всему телу разливалось приятное, летнее тепло.

Элиас кашлянул и сделал еще глоток вишневого сока.

– Но мы по-прежнему оставались на связи, – сказал он. – Переписывались по электронной почте. Я беспокоился о тебе и хотел знать, как ты там, справляешься ли. Если бы я спросил тебя об этом как Элиас, ты бы ни за что не ответила откровенно. Мы говорили о жизни, смерти и о том, что все может оборваться в мгновение ока. В то время ты уже давно беседовала не с моим альтер эго – Лукой, – а со мной. Все, что я тебе писал, я писал искренне. Даже про встречу. Поначалу я не давал себе труда подумать, как буду выкручиваться, если ты захочешь встретиться. Какой смысл? Ты не должна была узнать, кто такой Лука. Но дело приняло непредвиденный оборот, и эта проблема становилась все серьезнее. Но что я мог сделать? – спросил он. – Ты бы мне голову оторвала и стала бы сомневаться во всем, что я писал. Лука олицетворял другую сторону моей личности, которую я редко показывал в реальной жизни. Разве бы ты мне поверила? Ты бы стала считать Луку розыгрышем. Выдумкой. Без всяких «если» и «но». Я осознавал, что сам загнал себя в ловушку, из которой не могу выбраться. По крайней мере, не навлекая на себя кучу неприятностей. Поэтому я принял трусливое решение: буду писать тебе до тех пор пока ты не вернешься в Берлин. А потом – все, хватит. Лука канет в Лету, словно его никогда и не было. Худо-бедно я примирился с собой, – продолжал он. – Но это не единственное решение, которое я принял. Было и еще одно. За пару дней до твоего возвращения я твердо сказал себе: не только Лука должен исчезнуть, но и нашим «живым» отношениям пора положить конец. Я и так увяз во всем этом гораздо глубже, чем хотел. Что делать? Разумнее всего было порвать с тобой, пока не стало слишком поздно.

Я нахмурилась. При всем желании я не могла припомнить, чтобы Элиас после моего возвращения установил между нами какую-то дистанцию. Разве на следующий день мы не валялись на его кровати?..

– Да-да, не надо на меня так смотреть, – сказал он и возвел глаза к потолку. – Я и сам знаю, что из этого ничего не вышло.

– Почему же?

Элиас вздохнул.