Бироновщина. Два регентства

Самсоновъ отъ природы былъ очень примѣтливъ и безъ затрудненія нашелъ выходъ изъ дворцоваго лабиринта къ черному крыльцу. Здѣсь, кромѣ дежурнаго сторожа, стояли теперь также два полицейскихъ аргуса съ саблями на–голо. Но ливрейнаго слугу они выпустили въ садъ безъ всякихъ разспросовъ, а настоящій слуга въ образѣ рыцаря возвратился опять, скрѣпя сердце, на парадную половину дворца.

V. Рыцарь и браминъ

Изъ танцовальнаго зала на Самсонова пахнуло тропическою жарой и неулегшеюся еще послѣ танцевъ пылью, смѣшанною съ запахомъ человѣческаго пота и парфюмерныхъ благовоній. Разгоряченныя танцами маски обоего пола расхаживали взадъ и впередъ одиночно или по–парно, прохлаждаясь холодными напитками и мороженымъ, которые разносились кругомъ придворными лакеями.

Вдругъ къ нему подпорхнули двѣ женскія маски: швейцарка и турчанка.

— Ты все еще здѣсь, Мишель? — замѣтила ему вполголоса швейцарка. — Какое безумство!

— Вы ошибаетесь, Лизавета Романовна, отвѣчалъ Самсоновъ. — Я не Михайло Ларивонычъ…

— Это — Гриша! — вмѣшалась турчанка. — Они вѣрно тоже, какъ мы, обмѣнялись платьемъ. Правда, Гриша?

Теперь и Самсоновъ узналъ ее по голосу.

— Правда, Лизавета Романовна, отвѣчалъ онъ. — Михайла Ларивоныча въ моей ливреѣ никто не задержалъ, и теперь его, вѣрно, уже не нагонятъ.

— Слава тебѣ, Господи! — облегченно вздохнула Скавронская. — Но какой ты самъ безстрашный! Вѣдь тебѣ это такъ не сойдетъ. Знаешь что, Лилли: мнѣ уже изъ реконесанса надо его тоже выручить; я поговорю съ цесаревной…

— А я съ принцессой! — подхватила Лилли. — Раньше намъ съ тобой надо, однакожъ, опять переодѣться. А ты, Гриша, тѣмъ временемъ уберись здѣсь куда–нибудь подальше.

«Ахъ вы, милыя, хорошія! — подумалъ Самсоновъ, когда двѣ подруги упорхнули снова вонъ. — Но куда мнѣ здѣсь убраться? Развѣ что въ буфетъ».

И онъ спросилъ y проходившаго мимо лакея: гдѣ буфетъ?

— А пожалуйте, сударь, за мною, — предложилъ тотъ и провелъ его въ длинную стеклянную галлерею, въ концѣ которой былъ устроенъ роскошный буфетъ, а подъ высокими окнами были разставлены небольшіе мраморные столики.

Идя за лакеемъ, Самсоновъ разслышалъ за собою чьи–то семенящіе шаги, слѣдовавшіе за нимъ въ стеклянную галлерею.

Едва онъ тутъ присѣлъ за одинъ изъ свободныхъ столиковъ, какъ за сосѣднимъ столикомъ расположился маленькій толстенькій человѣчекъ, наряженный индѣйскимъ браминомъ, и потребовалъ себѣ бутылку шампанскаго.

«А что жъ, не угоститься ли мнѣ тоже всласть, пока еще не посадили на хлѣбъ и на воду?» сказалъ себѣ Самсоновъ и приказалъ подать себѣ чего–нибудь посытнѣе. Минуту спустя столикъ его былъ уставленъ всевозможною «сытною» снѣдью: былъ тутъ и страсбургскій пирогъ, и балыкъ, и ростбифъ…

— Въ буфетѣ y насъ, простите, сударь, одна холодная закуска, — извинился прислужникъ: — горячая будетъ къ ужину. А изъ винъ что прикажете: легкаго какого, али стараго бургонскаго?

— Нѣтъ ли y васъ простого квасу? — Спросилъ съ полнымъ ртомъ Самсоновъ, уписывая страсбургскій пирогъ за обѣ щеки.

— Простого ква–су? — протянулъ слуга и отрицательно покрутилъ головой. — Нѣтъ–съ, простыхъ русскихъ питій y насъ не полагается. Изъ дамскихъ прохладительныхъ есть оршадъ, лимонадъ: оршадъ первый сортъ — изъ миндаля и апельсиновъ на «гуляфной» водѣ, а лимонадъ — на лучшемъ «ренскомъ».

— Такъ дай мнѣ хоть лимонаду, что ли.

— И что вамъ за охота, г–нъ рыцарь, пить всякую дрянь, коли есть нектаръ, питье боговъ? — заговорилъ тутъ браминъ и, поднявшись изъ–за стола съ длинногорлой бутылкой въ рукѣ, подошелъ къ Самсонову. — Человѣкъ! еще одинъ покалъ.

Характерное картавое произношеніе съ придыханіемъ уже само по себѣ выдавало въ немъ семита; а когда онъ въ добавокъ, задыхаясь, должно быть, подъ маской, отвязалъ ее и обнаружилъ такимъ образомъ одутловатое лицо съ хищнически–загнутымъ носомъ и выпуклыми, воспаленными глазами, — Самсоновъ тотчасъ узналъ въ немъ придворнаго банкира и бироновскаго совѣтчика, въ конторѣ котораго получалъ уже какъ–то деньги для своего господина.

— Вы слишкомъ любезны, г–нъ Липпманъ… — пробормоталъ онъ, не рѣшаясь прямо отказаться. А тотъ безцеремонно подсѣлъ уже къ нему и, наливая ему полный «покалъ», продолжалъ съ тою же развязностью:

— И вамъ бы, г–нъ рыцарь, снять свой шлемъ; развѣ вамъ не жарко?

При этомъ глаза его зорко вглядывались въ глазныя отверстія шлема рыцаря и въ нижнюю часть его лица, видимую изъ–подъ слегка приподнятаго для ѣды забрала.

«Гляди, гляди, — меня–то не узнаешь!» думалъ про себя Самсоновъ, а на вопросъ отвѣчалъ, что «нѣтъ, не жарко».

— А чокнуться все же можно и осушить покалъ.

Дѣлать нечего, — пришлось чокнуться и осушить. Игристый напитокъ Шампаньи разлился y юноши огнемъ по жиламъ, ударилъ ему съ непривычки въ голову. Онъ не то, чтобы опьянѣлъ, а исполнился беззавѣтной отваги.

«Погибать, такъ погибать! По крайней мѣрѣ натѣшусь еще надъ этимъ мерзавцемъ».

Онъ самъ уже налилъ себѣ второй бокалъ и съ задорной усмѣшкой спросилъ банкира, правда–ль, что тотъ прибылъ въ Питеръ лѣтъ двадцать назадъ съ грошомъ въ карманѣ.