Бисмарк

В начале апреля в Берлине вновь собрался Соединенный ландтаг. Единственной его задачей стало закрепить уступки, сделанные королем в марте, и принять решение о созыве прусского Национального собрания. Несмотря на то, что ландтагу был отмерен весьма короткий век, Бисмарк успел произнести речь, в которой подчеркнул неизменность своих убеждений, но в то же время заявил: «Я прощаюсь с прошлым как с покойным, которого искренне любил; в печали, но без надежды вновь пробудить его после того, как сам король бросил горсть земли на его гроб». Завершалось выступление почти примирительно: «Если действительно получится на новом пути, на который мы сейчас вступили, достичь единства германского отечества, прийти к более счастливому или даже просто законодательно упорядоченному состоянию, тогда наступит момент, когда я выскажу свою благодарность создателю нового порядка; однако сейчас это невозможно»[122].

Эти слова довольно резко диссонировали со сложившимся образом «несгибаемого реакционера». Политические противники Бисмарка увидели в них растерянность и готовность примкнуть к победителю. В свою очередь, покровители молодого политика остались весьма недовольны его «дезертирством». Сам он впоследствии пытался оправдаться, заявляя, что не чувствовал за собой права критиковать действия монарха, санкционировавшего перемены. По всей видимости, Бисмарк старался нащупать почву в новых условиях, понять, что и как еще реально спасти среди революционных потрясений. В неопубликованной статье, написанной спустя несколько недель — ее текст Бисмарк включил в свои мемуары, — он выражался еще более определенно: «Помещики, как и все разумные люди, говорят себе, что бессмысленно и невозможно пытаться остановить поток времени или заставить его повернуть вспять»[123]. Впоследствии это станет одним из основополагающих принципов его деятельности. Но лидеры прусских консерваторов к восприятию таких мыслей были пока не готовы.

Спустя несколько месяцев Бисмарку даже пришлось написать Эрнсту Людвигу фон Герлаху покаянное письмо, в котором автор заявлял, что «никогда не делал самому себе столько упреков, как по поводу моих тогдашних упущений»[124]. Однако доверие менторов возвращалось к нему лишь постепенно. Урок, вынесенный молодым политиком из этой истории, был ясен: не следует прогибаться под изменчивый мир, нужно четко стоять на своей позиции, чтобы не сесть в итоге мимо всех стульев, как говорят в таких случаях немцы.

На выборах в прусское Национальное собрание, заседания которого начались 22 мая 1848 года, шансов у Бисмарка не было, поэтому он даже не стал выставлять свою кандидатуру. Он вернулся в Шёнхаузен, где много времени проводил сидя на диване, куря сигары и мрачно размышляя о происходящем в стране. Его волосы к тому моменту уже начали редеть, а талия терять стройность. Еще весьма молодой мужчина в эти месяцы, по свидетельству очевидцев, любил надевать костюмы покойного отца, подходившие ему по размеру — не столько из экономии, сколько из протеста против всего нового, которому он противопоставлял старый добрый мир сельского юнкера.

Однако попытка отгородиться от происходящих событий стала лишь кратким эпизодом. Для Бисмарка это было время определенного переосмысления своей позиции. Ранее он выступал в защиту монарха, но король, по всей видимости, уступил революции. Чьи же интересы следовало защищать теперь? Ответ был прост: того сословия, к которому принадлежал сам Бисмарк. В действиях победивших либералов он видел в первую очередь стремление ущемить права крупных землевладельцев, а также отобрать их собственность. Против этого он намерен был бороться всеми своими силами. И Бисмарк вернулся к активной деятельности.

Характерной чертой, во многом определявшей политическую карьеру будущего «железного канцлера», являлась его способность плыть против течения, отстаивать свои идеи даже тогда, когда все, казалось, были на стороне его противников. В биографии Бисмарка есть два эпизода, когда он с небольшим количеством сподвижников, едва ли не в одиночку, почти демонстративно действовал вразрез с господствовавшими в стране настроениями и в итоге выходил победителем. Первый пришелся на революцию 1848–1849 годов, второй — полтора десятилетия спустя, после его назначения главой прусского правительства. Особенно примечателен тот факт, что его упорство не было бездумным упрямством, а скорее сознательной линией человека, уверенного в своей правоте на основе постоянного анализа происходящего и рассмотрения альтернатив. Это подтверждается тем, что Бисмарк и в первом, и во втором случае предпринимал попытки найти компромисс с большинством, не отказываясь в то же время от своей основной цели и основополагающих убеждений.