Когда граф Платен-Гальмунд, ганноверский дипломат, 21 января 1866 года вел со мной в Берлине переговоры о браке ганноверской принцессы Фредерики с нашим юным принцем Альбрехтом, нам удалось добиться согласия наших дворов на этот брак, оставалось только устроить личное свидание между молодыми людьми и узнать, какое впечатление они произведут друг на друга.
Но уже в марте или в апреле в Ганновере под ничтожным предлогом был объявлен призыв резервистов. На мой официальный запрос о причинах вооружений Ганновера мне ответили, что, по экономическим соображениям, осенние маневры будут проведены весною. Это звучало почти насмешкой. В Вене слишком сильна стала вера в военное превосходство Австрии над Пруссией. Об этом свидетельствуют прокламации, которыми снабжены ранцы австрийских солдат, а также их новые мундиры, предназначенные для победного вступления в Берлин.
14 июня с. г., сразу после того, как Австрия потребовала у Союзного сейма объявления войны Пруссии, я беседовал в Берлине с кургессенским наследным принцем и посоветовал ему отправиться экстренным поездом в Кассель (к его отцу), чтобы обеспечить нейтралитет Гессенского курфюршества. Я доказывал ему, что гессенский престол стоит экстренного поезда; если он откажется соблюдать нейтралитет, а мы победим Австрию, то дни курфюршества будут сочтены. Принц прекратил беседу, сказав: „Мы с вами, вероятно, еще свидимся как-нибудь в этом мире, а 800 тысяч доброго австрийского войска тоже еще скажут свое слово“.
Наследный принц Аустенбургский также упустил благоприятный момент. При том распространилась версия, что это произошло по моей вине — будто бы я явился к принцу, но сказал ему, что меня ждет у подъезда экипаж и что я должен немедленно ехать в Биарриц. Это неуклюжий вымысел. Я никогда не был у принца на дому и никогда не упоминал при нем о Биаррице».
Как удивительно его судьба вьется вокруг этого Биаррица и возвращается к нему…
3
4
Берлин, 29 июня 1866 г.
Никогда еще война не начиналась при столь неблагоприятном настроении страны. Со всех концов Пруссии сыпались адресы, протестовавшие против «братоубийственной» войны с Австрией. Имя Бисмарка предавалось проклятиям. И он, который шестнадцать с лишним лет мечтал освободить Германию от австрийского гнета, сознавал теперь, что нет другого исхода, как победить или умереть. «В этой игре я ставлю свою голову, но я пойду до конца, даже если мне придется положить ее на плаху! Ни Пруссия, ни Германия не могут оставаться какими были, а для того, чтобы им стать такими, как надо, остается один путь».
Два фактора могли погубить задуманное им — вмешательство в войну Франции или вмешательство России. Но Луи-Наполеон слишком хитер, чтобы сразу выступить против Пруссии со своим малочисленным (всего 60 тысяч солдат) войском на южных границах Пруссии. Нет, он будет ждать первых прусских поражений, и только после них…