Битая ставка

— Кто такой?— спросил захваченного капитан.

— Я рыбак, иду к реке,— без запинки ответил задержанный.

— Документы!

— Документов при себе не имею. А фамилия моя Юхимчук Петр Остапович.

— Чем ловить-то намеревались, гражданин Юхимчук,— карабином? А зачем столько продуктов несете с собой? Их на десяток человек хватит.

Захваченный молчал.

— Ну, хватит дурака валять. Вы из группы Марущака и молчанием лишь усугубляете свою вину. Где прячутся остальные?

— Ладно. Развяжите. Покажу.

— В доме у бакенщика есть ваши?

— Сейчас нет. Все там,— Юхимчук махнул рукой в сторону камышей.

— Сухоручкин,— обратился Смирнов к старшине,— снимай группу Крюкова. Пойдете правее нас, по-над рощей. А мы двинемся по берегу. Сигнал к действию... В общем, услышите выстрелы — подключайтесь. Пошли!

Юхимчук уверенно двинулся по еле заметной тропинке. Рассыпавшись цепью, красноармейцы двинулись следом.

Светало. Где-то совсем рядом крякнул утиный выводок. Зябкий ветерок шелестел метелками камыша, и это скрадывало шаги. К шалашу удалось приблизиться незаметно.

— Здесь!— шепнул Юхимчук.

Смирнов махнул рукой, и группа броском кинулась к шалашу, оставив для прикрытия пулеметчика. Но получился небольшой просчет: часовой, который в тот момент отошел в сторону, услышав шум, выстрелил наугад, а следом бросил гранату.

В ответ открыли огонь группа Смирнова и подоспевшие бойцы Сухоручкина. Завязалась перестрелка, затем все стихло. Смирнов воспользовался паузой:

— Послушайте, Марущак! Сопротивление бесполезно. Вы окружены. Даю вам три минуты. Не сдадитесь — будете уничтожены.

В ответ вновь захлопали выстрелы.

— Огонь!— скомандовал Смирнов.— Гранаты!

Шалаш загорелся. Выбегавшие из него бандиты тут же падали замертво. Двое, проломав противоположную камышовую стенку, отстреливаясь, кинулись к реке, но там их встретила пулеметная очередь.

— Тушить шалаш!

Но тушить уже было нечего. Растащили остатки, сложили в кучу оружие бандитов, их вещи.

Банда была ликвидирована.

От реки два милиционера вели под руки здоровенного, густо заросшего детину. Он волочил ногу и матерился. Сзади с ручным пулеметом наперевес шел красноармеец.

— Товарищ капитан,— доложил он.— Второго насмерть. Там лежит. Кажется, главный.

Да, это был Марущак. Бесславной смертью кончил свою жизнь вахмистр, оставив о себе недобрую память.

Их сложили рядом — шестерых убитых вместе со своим атаманом. Юхимчук тоже оказался с ними. Его достала своя же пуля из шалаша.

Подошла группа Сухоручкина от рощи. Крюков оказался серьезно раненным. Его тут же перевязали, стали сооружать носилки.

— Ну, как ты, Петр Мефодьевич?— склонился над ним Смирнов.

Крюков открыл глаза, попытался улыбнуться.

— Ничего... Вот только... на фронт... собирался.

— На фронте ты уже побывал. Быстро в машину его! И в госпиталь, Акимыч,— отыскал он глазами своего шофера.— Чтобы мигом! А этому оказать помощь здесь.

Оставшийся в живых бандит по фамилии Фролкин сидел на пне, вытянув простреленную ногу и покачиваясь, как маятник, вперед-назад, глухо стонал и продолжал матерно ругать себя, «этого старого хрена Марущака», красноармейцев.

Смирнов приказал осмотреть район, но Фролкин подозвал его и сказал:

— Не теряй время, капитан. Семеро нас было.

Это же подтвердил и бакенщик, которого задержали в доме. При обыске в подполье и на чердаке обнаружили несколько ящиков с патронами и гранатами, десяток винтовок. Боеприпасы были взяты с сожженной у станицы Варениковской машины.

Первые показания захваченный бандит дал уже в пути. Ему смазали йодом рану, перебинтовали ногу, и он перестал стонать и чертыхаться. Фролкин — дезертир, в банде с осени 1941 года.

— Скажите, Фролкин, какие у вас были связи с другими группами?— спросил Смирнов.— Есть ведь кроме вашей и другие?

— Одну группу знаю. Но она не хоронится, как мы. Старшим там у них какой-то интендант. Среди военнослужащих ходит открыто, а фактически занимается, в общем, своими делами. Был он как-то у нас. Наш старик к этой встрече готовился очень тщательно. Побаивался почему-то его. А тот прибыл к нам — этакая важная птица с кубиками в петлицах. Вел себя высокомерно, высказывался начальственным тоном. А вот их разговора, не обессудьте, не знаю: меня они, как только начали о своих делах говорить, из шалаша выпроводили. Велели никого не впускать, даже наших.

Смирнов задумался. Что это? Фантазия бандита, вымаливающего себе жизнь? Кто этот «интендант» и какова его роль? Непоследовательные и сбивчивые показания Фролкина не прояснили этого.