Битва

После предъявления «сыскухи» капитан Шадрин даже отнёсся к нам с неким расположением. Ему уже доложили сегодня, до того, как всё это безобразие началось, о нашем появлении. Я даже спросил, не удержался, не пришла ли телеграмма из Твери для нас, но тут он меня разочаровал: телеграф не работал. С первыми выстрелами в городе связь оборвалась. Кто-то активно ей мешал, причём забив работу всех амулетов дальней связи. Для этого Силы надо много, мало кто так бы сумел. Сразу Пантелей на ум приходит.

Лари бросила заинтересованный взгляд на дверь в гауптвахту, куда отволокли, не развязывая, её пленного. Тут она права — вопросов к Созерцающим накопилось много. И задать их надо как можно скорее. Но было не до того. Противник, разозлённый потерей «Барабана» и тем, что из «Улар-реки» прямо у него перед носом сбежала целая колонна машин, резко усилил обстрел. Треск винтовочных выстрелов стоял такой, что наблюдатели на стене были вынуждены попрятаться, а с верха вниз летели щепки и труха от беспощадно избиваемого пулями частокола.

Где-то завёлся пулемёт, затем второй. А потом раздался знакомый звук, как будто выдернули пробки из бутылок, и с отвратительным тонким визгом на территорию форта прилетели осколочные мины из ротных миномётов, заставив всех стоящих во дворе попрятаться. В ответ не стреляли ни такие же маленькие миномёты, ни артиллерия крепости — огонь сюда вёлся из города, и куда стрелять, было непонятно. Там было полно мирных жителей, которые сейчас отлично выступали на стороне противника в роли заложников, да там ещё отбивались от захватчиков отдельными очагами. В общем, из форта продолжали бить разве что по ближайшим домам, отчего большой пользы не было.

Когда город закладывался, его готовили к обороне от внешнего врага, а такой простой способ захвата, как сегодня, откровенно прошляпили. Решили, что мощный гарнизон с комендатурой купно такого безобразия не допустят. А ведь просто как мычание — серией мелких нахальных нападений на всё подряд растащить гарнизон по всей территории ответственности, а затем захватить городишко силами «караванной охраны» и «пятой колонны», которая здесь всегда жила и процветала. А прорываться разбредшемуся по долинам и по взгорьям гарнизону обратно не так просто: противник ведь наверняка не поленился засады устроить на путях вероятного подхода неизвестно где блуждающих патрулей.

Сначала я бросился к своей машине и отогнал её за заднюю стену какой-то казармы — туда, куда вероятность попадания мины была самой минимальной. Ну ладно, если мина из «ротника» прилетит — это ещё ничего, а вот как начнут нас завтра сипаи жарить из полковых? Тогда что? Гаси свет тогда, что ещё…

Пока мы суетились во дворе, Иваныч с управительницей под командованием Полухина утащили еле переставлявшую ноги Машу в одну из казарм. До подхода артиллерии противника особо опасаться обстрела в зданиях не следовало, вот её и уложили на солдатскую койку. Мы с Лари зашли к ней, присели рядом, подтащив табуретки.

— Дорогая, как ты? — улыбнулась колдунье наша нечисть.

— Только не приставай сейчас! — притворно испугалась Маша.

Кровотечение из носа у неё уже остановилось, но вид всё равно был такой, что краше в гроб кладут. К тому же кровь с лица она не стёрла, а скорее размазала, поэтому была похожа на вампиршу, у которой проблемы с застольным этикетом. Лари извлекла из кармана сверкающий белизной носовой платок и стала стирать следы крови с лица колдуньи.

— И всё же, как ты? — с сочувствием спросила демонесса.

— Чуть-чуть очухалась, — вздохнула Маша. — А вот сразу после того, как щит продавила, думала, умру на месте. Сознание потеряла, даже не знаю, как внизу оказалась.

— Иваныч с управительницей и с женой Полухина тебя снесли, — сказал я. — Говорят, ты вообще без сознания была. На-ка вот, выпей…

Я достал из внутреннего кармана куртки плоскую серебряную фляжку, отвинтил пробку и протянул Маше. Та осторожно взяла её и чуть не выронила — спасибо, Лари успела подхватить. Затем Маша понюхала с подозрением содержимое и спросила меня:

— А это что?

— Коньяк, — пояснил я. — Хороший, армирский, двадцатилетний. Он тебе сейчас лучше любого лекарства будет.

Для вящей убедительности я дважды щёлкнул себя пальцем по горлу, показывая, что коньяк надо пить, а не смотреть на него.

— Давай, — легко согласилась Маша и сделала неслабый глоток из горлышка. Поморщилась, но вроде бы ей даже понравилось.

— Оставить?

— Нет, забирай, а то напьюсь, — протянула она мне фляжку. — Пусть поесть дадут, и я посплю. Сейчас ведь можно, верно?

— Верно. Сипаи раньше утра не подойдут, да и пользы от тебя на стенах сейчас… сама видишь.

— Вижу, — кивнула Маша. — А вы идите, у вас как раз дел полно.

— Это точно, только успевай разгребать, — вздохнул я и поднялся, опёршись на колени.