Император недовольно поморщился, и его голубые глаза на несколько секунд стали серыми — у него, как у котов, цвет глаз менялся в зависимости настроения. Маренго? Ланн привел неудачный пример. Конечно, пехота Дезе[91]
одержала верх над гренадерами генерала Зака, теми самыми, которых вел сегодня в бой эрцгерцог Карл, но это отнюдь не решило исход сражения. Окончательную точку в битве поставила атака кавалерии Келлермана[92], но что было бы, подоспей вовремя армейский корпус австрийского генерала Отта? Наполеон подумал об опоздавшем Даву. От чего зависит победа? От опоздания, порыва ветра, капризов реки.— Убедитесь сами, полковник.
Генерал Буде впустил Лежона в дощатый наблюдательный пункт, сколоченный из стенок шкафов и крестьянских ларей. Отсюда открывалась широкая панорама поля сражения; наблюдатель мог следить за всеми перемещениями вражеских войск, не подвергая себя излишнему риску. Лежон воспользовался предложением генерала и посмотрел через амбразуру на подступы к деревне.
Буде устало сообщил:
— Скоро на нас навалятся еще несколько полков. Эрцгерцогу не удалось прорваться через батальоны Ланна и эскадроны Бессьера, поэтому он решил ударить по Эсслингу, вполне обоснованно предположив, что его оборона слабее. Нас замучили бесконечные артиллерийские бомбардировки и ружейный огонь. Солдаты не выспались, голодны и начинают нервничать.
Лежон смотрел, как венгерские полки в атакующем порядке приближаются к деревне. Скоро они обрушатся на хилые баррикады и мощной волной сметут их вместе с немногочисленными защитниками. Сильно потрепанная дивизия генерала Буде не сможет оказать должное сопротивление превосходящим силам противника. В гуще пехоты, в окружении гусарских меховых шапок со знаменем в руке ехал сам эрцгерцог, лично возглавивший штурм Эсслинга. Молчаливые часовые из вольтижеров с подавленным видом наблюдали за развертыванием вражеских войск.
— Доложите об этом его величеству, — попросил генерал. — Вы все видели и поняли. Если в ближайшее время я не получу помощи, нам конец. Захватив Эсслинг, австрийцы обеспечат себе выход к Дунаю. За тем лесом в ожидании своего часа роет копытами землю кавалерия Розенберга, через эту брешь она сможет прорваться к нам в тыл и отрезать от основных сил. В окружении окажется целая армия.
— Я уеду, генерал, но что будете делать вы?
— Оставлю деревню. В конце аллеи стоит большой хлебный амбар с толстыми каменными стенами, узкими окнами и дверями, обитыми листовым железом. Я уже приказал снести туда остатки боеприпасов и пороха. Попробуем продержаться там, сколько сможем. Это настоящая крепость.
В нескольких метрах от них упало пушечное ядро и с шипением завертелось, как волчок. За ним последовало второе, потом третье. Стенка дрогнула и обрушилась. По крыше побежали рыжие язычки пламени. Генерал Буде провел рукой по осунувшемуся лицу.
— Поторопитесь, Лежон, начинается...
Полковник вскочил в седло, но Буде положил руку на стремя:
— Скажите его величеству...
— Да?
— Что видели все своими глазами.
Лежон пустил лошадь галопом и вихрем помчался по главной улице Эсслинга. Глядя ему вслед, Буде пробормотал:
— Скажите его величеству, что он мне осточертел...
Генерал собрал офицеров и приказал барабанщикам играть немедленное отступление. При первых же звуках барабанной дроби вольтижеры оставили свои посты на баррикадах, в церкви, в домах и беспорядочной толпой собрались на площади. Канонада усиливалась.