Битва

Первая попытка форсировать Дунай в районе разрушенного моста Шпиц закончилась неудачей. Пятьсот вольтижеров[3] дивизии генерала Сент-Илера[4] высадились на остров Шварце-Лакен под командованием батальонных командиров Рато и Пу, но в отсутствие четких приказов и согласованности действий, те не оставили резерва в большой пустовавшей усадьбе, способной, подобно крепости, прикрыть высадку главных сил. В результате, часть солдат погибла, другие были ранены или взяты в плен авангардом вражеских войск, занимавших позиции на левом берегу. Чтобы поднять моральный дух жителей Вены, там каждое утро исполняли австрийский гимн, сочиненный господином Гайдном.

Теперь командование взял на себя сам император. Он рассчитывал разбить довольно значительные силы эрцгерцога Карла[5]прежде, чем они объединятся с армией эрцгерцога Иоанна[6] спешившей из Италии на помощь. Чтобы не допустить этого, император оставил на западе кавалерию маршала Даву[7]. Устремив взгляд за реку, Наполеон рассматривал нескончаемую Мархфельдскую равнину, простиравшуюся до самого горизонта, где рельеф заметно менялся, переходя в плоскую возвышенность. Там, где плато было обращено склонами к Дунаю, находились три селения. Одно из них называлось Ваграм.

Какой-то унтер-офицер с закрученными вверх седыми усами и в неряшливо застегнутом мундире ворчливо обратился к императору, не удосужившись даже стать по стойке смирно:

— Ты меня забыл, мой император! Где моя медаль?

— Какая медаль? — спросил Наполеон, улыбнувшись в первый раз за последние восемь дней.

— Мой крест кавалера ордена Почетного легиона, вот какая! Я уже давно заслужил ее!

— И как давно?

— Риволи! Сен-Жан-д’Акр! Аустерлиц! Эйлау![8]

— Бертье...

Генерал-майор записал карандашом имя новоиспеченного кавалера солдата Руссийона, но едва он успел поставить точку, как вдруг император резко поднялся, отбросив в сторону топорик, которым до этого откалывал щепки от ствола срубленного дерева:

— Andiamo! К концу недели мне нужен мост. Разместите бригады легкой кавалерии в деревне, той, что позади нас.

— Эберсдорф, — уточнил Бертье, сверившись с картой.

— Да хоть Бредорф... И три дивизии кирасир. Исполнять немедленно!

Император больше никогда не отдавал приказов и не устраивал разносов напрямую. Обычно все его распоряжения проходили через Бертье. И в этот раз, прежде чем сесть в карету, генерал-майор жестом подозвал щеголевато одетого адъютанта:

— Лежон, разберитесь с этим вместе с герцогом де Риволи[9].

— Слушаюсь, ваше сиятельство, — ответил смуглый темноволосый офицер, молодой полковник саперных войск со шрамом на левой стороне лба.

Вскочив в седло, Лежон поправил черно-золотой кушак, стряхнул пылинку с отделанного мехом доломана и посмотрел вслед удаляющейся императорской карете и ее эскорту. Он задержался на берегу и с профессиональным интересом рассматривал Дунай и острова, образованные его рукавами. Он уже участвовал в наведении понтонных мостов через реку По с использованием балок, якорей и плотов. Тогда саперы работали под проливным дождем, но как тут найти опору в бурлящей мутной воде?

Широкий рукав реки огибал остров Лобау с юга; противоположный берег, куда должен был протянуться мост, по предположению полковника был болотистым, топкие места выглядели, как песчаные языки, местами выступающие над поверхностью воды.

Полковник развернул лошадь, нетерпеливо бившую копытом, и поскакал в сторону Вены. Неподалеку от селения Эберсдорф он заметил, что небольшая речушка, впадавшая в Дунай, делает крутую, прикрытую рощицей петлю, где можно будет на плаву разместить понтоны и лодки, а в самой роще саперы устроят склад деревянных конструкций, цепей, свай, брусьев. Больше нигде не задерживаясь, Лежон поехал в пригороды, где стали лагерем войска герцога де Риволи, отчаянного рубаки, которого Наполеон называл кузеном, человека жадного до денег, вороватого и несдержанного на язык, но вместе с тем великолепного стратега. Его пехота под командованием неистового Ожеро[10] некогда покрыла себя неувядаемой славой на Аркольском мосту[11].

Это был маршал Массена.