Читателю, вероятно, интересно знать почему? Старичок как старичок. Сухонький, суетливый, наивно хлопающий старческими бесцветными глазками, самый обычный восьмидесятилетний старичок. Но был у него один дар, за который его все обожали. Он был великий рассказчик. Великий рассказчик и безбожный врун. Он врал так вдохновенно, так поэтично и при этом так искренне верил в свои фантазии, что заражал этим слушателей. Разумеется, героем всех этих рассказов был всегда лично он, бравый солдат Василий Петрович Шебутнов. Почему солдат? Да потому что рассказы его всегда были о войне. Той самой, Великой Отечественной, на которой ему так и не удалось побывать в связи с редчайшим заболеванием, которое обнаружили у него врачи: плоскостопие плюс куча латинских терминов (в сорок первом его мама возглавляла медкомиссию при военкомате Ромодановского края). И пришлось бравому охотнику Василию Петровичу Шебутнову воевать на трудовом фронте. А ведь он из дробовика попадал белке в глаз! Одной дробинкой! Куда попадали остальные — значения не имеет.
Шолоховский дед Щукарь со своими байками и причудами рядом не стоял с этим природным гением. Что интересно, ни один рассказ тестя Николая Семеновича не повторялся. Похоже, Петрович, загнув одну байку, тут же забывал о ней, а потому на фронте ему приходилось нелегко. Он был и танкистом, и артиллеристом, и разведчиком...
— Так, Петрович, не пойму, почему в штрафбате-то? Вот так сразу и в штрафбат? Ни за что ни про что. Ты ж вроде не политический, не зэк?
— А... — Петрович небрежно махнул вилкой с нанизанным на нее ломтиком селедки, — морду полковнику набил.
— За что? — живо заинтересовались гости.
— Молодой был, — Петрович ностальгически вздохнул, — я с его пассией в медсанбате... ну... сами понимаете...
— Понима-а-ем, — загомонили гости.
— А он без доклада!
— Да как он смеет?! — искренне возмутились все, кто сидели за столом.
— Вот и я обиделся.
— Ну и?..
— Что — ну?! Ее в тыл, а меня в штрафбат.
— Как же ты выжил? — полюбопытствовал Николай Семенович. — Там, говорят, после каждого наступления меньше одного процента личного состава оставалось.
— Квалификация спасла.
— Снайпера? — спросила старика Наталья Васильевна.
Она точно помнила, что в прошлый раз отец спас планету, лично замочив Гитлера из дробовика, дав ему нажать кнопку в черном чемоданчике и развязать ядерную войну.
— Сварщика! — обиделся Петрович, с упреком посмотрев на дочь.
— Ну-ка, ну-ка... — Гости заерзали на своих стульях. Этой версии им слышать еще не приходилось.
Восприняв оживление публики как должное, Петрович опрокинул еще стаканчик, хрумкнул огурчиком и начал рассказ.
— Вы же знаете, я до войны-то сварщиком был, — таинственно сообщил он слушателям.
— Ну как же, знаем, знаем! — нетерпеливо загомонили гости.
Дело-то зимой было. Москву бомбят. Нас построили. Полковник орет. Мат-перемат, сзади Родина, так ее мать! «Кого не шлепнет вражеская пуля, того я лично из этого нагана!» Ну думаю, все! Перекрестился, рубаху чистую надел, готовлюсь в последний бой. Деваться некуда. Сзади пулеметы — своих подгонять, спереди доты — нас, значится, крошить, и тут на «БМВ» подъезжают...
— Кто подъезжает, на чем? — заинтересовалась публика.
— Да козлы какие-то на Бронированной Машине для Высшего командного состава.
— На «козле» подкатили, — пояснил Николай Семенович.
— А-а-а... — сообразили гости.
— И вот подкатывают, а оттуда — мать честная! Генералы, полковники так и посыпали. «Который тут Вася?!» — орут. Ну, я, говорю. Меня под белы ручки и в «мерседес».
Кто-то из гостей попытался открыть рот, но сидящие рядом его немедленно заткнули. Всем было интересно. Старичок, воспользовавшись паузой, опрокинул еще один стаканчик.
— Еду, — продолжил он, аппетитно хрумкая огурчиком, — а сам думаю: «Куда? За что? Только-только жизнь за Родину героически отдать приготовился, а тут нате вам!» А эти, в «вольво», молчат, все мрачные такие... Ну не выдержал я. Пошто, говорю, за Родину помереть геройски не даете? Кровью искупить грехи молодости, так сказать? И тут самый главный генерал — звездочек на погонах тьма, и все крупные, со стакан, не меньше — поворачивается ко мне и говорит: «Ты, Вася, на гражданке сварщиком был?» Был, отвечаю. Беда, говорит, у нас, Петрович. Ставка решительный удар нанести решила, гидру фашистскую от Москвы отбросить, а тут налет. Гитлер, понимаешь, со страху свой люфтваффе на нас наслал. Планы фю... Сталина ковровой бомбардировкой сорвать решил. Пол-Москвы грохнули, но это хрен с ней. В звезду попали.
— В какую? В Сириус? — попытался вклиниться один из уже изрядно окосевших гостей, но ему тоже заткнули рот.
— В кремлевскую, — обиделся Петрович.
— Неужто вдребезги?! — ужаснулся Николай Семенович.
— Нет, только один лучик отлетел. Но все равно... символ!
— Это да! — дружно согласились гости.
— Иосиф Виссарионович, как из бункера вылез, сразу сказал: вся надежа на Васю. Достать из-под земли живым или мертвым! Вот меня и достали. Привозят, короче, в Москву, струмент дают, маску, держак — и мы полезли.
— Куда?