— Я был в Баркентинских горах, но недолго, — произнес Септанта. — Все хотел вернуться туда, но…
Идущие впереди начали оборачиваться, и тут же над головой агача коротко прошумели крылья. Один из грифонов, спустившийся ниже, пролетел над Эльхантом и Орхаром.
— Что там? — прокричал солдат вслед, и наездник. повернувшись, выкрикнул:
— Лес, рядом друид!
Септанта и так был выше всех эльфов отряда, Орхар же приподнялся на цыпочках, глядя вперед поверх голов. Кричбор — пока еще лишь размытая серо-зеленая полоса — виднелся вдалеке. Грифон уже стал черной крапинкой над землей и вскоре исчез из виду.
— Хорошо будет, ежели седобородого повстречаем… — протянул Орхар.
Отряд шел, не сбавляя ходу, а грифон вскоре возвратился. Равномерно взмахивая крыльями, он полетел рядом с Амаргеном; сид и наездник повернули головы друг к другу, о чем-то разговаривая. Получив приказ, наездник поднял крылатое создание немного выше и вновь устремился к лесу. Спустя какое-то время он снова вернулся, обменявшись с железнодеревщиком парой слов, взлетел — и вскоре все эльфы увидели, как грифоны поворачивают и направляются обратно, в ту сторону, где осталось войско.
— Как так… — удивился Орхар. — Они ж до самого леса нас должны были, и потом еще… Што приключилось? Впереди раздался голос, отдающий приказ, отряд пошел быстрее. Между эльфами пробрался дюжий железнодеревщик и сказал Эльханту:
— Сид к себе кличет.
Переглянувшись с Орхаром, Септанта ускорил шаг. Неподалеку от конника кружила Поэми, встревоженно посматривала на Эльханта; трое железнодеревщиков, которые раньше всю дорогу топали возле командира, разошлись в стороны.
Смоченная известняковой водой грива светлых, зачесанных ото лба к затылку волос чуть покачивалась на голове сида в такт ударам копыт о землю. Не поворачиваясь, не глядя на агача, Марх произнес:
— Эльхант Гай Септанта. Вот сейчас наездник сказал мне полное твое имя. Ты — сын Гая Альвара, Альвара-предателя?
— Да. Нет, — сказал Эльхант.
— Да и нет? Что это значит? Ты отказался от отца?
— Не отказался. Я его сын. Он не предатель.
— Неужто? Я не седобородый, но слышал многое. Гай Невера, Гай Спорщик — вот как его называл даже его друг Драэлнор Лучшая Песня. Гай, утверждающий, что Высокого Древа нет!
— Он утверждал другое, — возразил Септанта. Оба смотрели вперед, на лес, не поворачивали голов друг к другу.
— Быть может. Но скажи мне, агач, ведь правда, что Альвара изгнали из Корневища… Да что из Корневища — изгнали вообще из этих земель? Я был тогда юнцом, нежно-зеленым, как молодой побег, и плохо помню те времена. Расскажи, это правда?
— Правда.
— И что, сыны омелы запретили ему возвращаться под страхом смерти, а когда он все же попытался вернуться — убили?
— Альвар не пытался вернуться, — возразил Эльхант.
— Но он умер? Значит, сыны омелы — враги тебе? Я слышал, главным недругом Альвара Гая был оллам Брислан… который, впрочем, в те времена еще не был олламом?
Эльхант молчал, ступая ровно и твердо, глядя прямо перед собой.
— Не хочешь отвечать, агач? Тогда поведай, что же ты узрел под землей. Старик дойр сказал, по твоим словам, там целая страна, страна мертвых… но разве ты не знаешь, что она в другом месте?
Не дождавшись ответа, железнодеревщик заговорил вновь:
— А теперь ты желаешь рассказать все это седобородым и, конечно, олламу, потому-то мы и едем туда?
— Кого ты назвал «стариком доиром»? — спросил Эльхант.
— Кого? Воеводу Монфора, конечно же.
— Ясно. Это все, сид?
— Все, иди, — казалось, Амарген уже потерял интерес к беседе. Он глядел вперед, на лесную опушку и едва различимую фигуру, стоящую под крайними деревьями. За весь короткий разговор они с агачем так и не обменялись ни единым взглядом. Эльхант остановился, позволяя отряду следовать мимо. Неожиданно вспомнив, быстро развязал шнуры куртки, заглянул под нее: пирси безмятежно спала в складках, свернувшись, прижав колени к груди.
— Во, сурьезный какой, — хмыкнул Орхар. — Знает цену своей чести, а?
В долине было светлее, но под кронами Кричбора сгустились темно-зеленые вечерние сумраки. Еще не старый высокий темнобородый друид в серой хламиде, подпоясанный веревкой, на которой висели мешочки и связки травы, в венке и с деревянным посохом в руках, прошел мимо, окинув солдата с Эльхантом степенным взглядом, и остановился возле Марха. Посох сына омелы был оплетен виноградной лозой.
— Видел, палка у него? — прошептал солдат. — От дивно!
— В этом винограде его жизнь, — пояснил Эльхант.
— Как так?
— Не знаю. Но мне рассказывали.
Амарген спешился, о чем-то поговорил с друидом, который при этом несколько раз недовольно оглянулся, рассматривая столпившихся под деревьями эльфов.
— А сид не слабый у нас, — заметил Орхар тихо.
— Другой бы в середке ехал, штоб солдаты со всех сторон обступали, а этот, вишь… Злой — но смелый.
Сын омелы что-то ответил резким голосом, Амарген махнул рукой — трое железнодеревщиков подступили к ним. Когда совещание закончилось, они встали по сторонам и перед сидом, а тот, повернувшись, громко произнес: