Битва гигантов. Ротшильды, Рокфеллеры и Нобели

Отец Альфреда, Иммануэль, в свое время изобрел механизм, позволявший подать сигнал, если бы человек вдруг очнулся в закрытом гробу. На Нобелей, однако, свалилось другое несчастье. У Карла обостряется диабет. Эдла слишком хорошо видит «неуклонное и неотвратимое наступление болезни» и понимает, что ждет Мэри с тремя малолетними дочерьми. Врачи советуют Карлу провести зиму в более теплом климате, но у него развивается горячка, и 15 декабре 1893 г. он умирает в Цюрихе, в гостинице «Бельвю».

Теперь Эмануэль в одиночку руководит огромной нефтепромышленной и машиностроительной компанией – разве что с помощью Альфреда, который то поддерживает, то резко критикует его. Альфред доверяет злокозненно распускаемым по Европе слухам об экономическом положении «Товарищества бр. Нобель» и поддается Робертову пессимизму. А горечь Роберта по отношению к Людвигу и его компании, похоже, не смягчается.

Теперь акции товарищества продаются и в Германии. Цены на нефть за последние годы выросли. Компания крепко стоит на ногах. Эмануэль завоевал уважение и влияние, он пользуется в государственном российском банке теми же льготами, какие имел Людвиг. Альфред хвалит племянника: «Ты вел свои корабль по бушующему морю как истинный мужчина, за что тебе следует отдать должное (во Франции говорят, a tout seigneur tout honneur)». Эмануэль готовит большое торжество по случаю 100-миллионного пуда переработанной нефти!

Альфред же продолжает разбирать по косточкам финансовые операции директоров и коммерческую политику Белямина. Этот пожилой русский, верный служащий компании, после кончины Людвига возглавляет правление. Его стиль руководства авторитарен и консервативен. Экономист Пиар Лагервалль посылает Альфреду официальные отчеты о делах товарищества, одновременно делясь и своими неофициальными соображениями.

В письмах Альфреду Лагервалль сетует, что Эмануэль не желает отправить Белямина на пенсию, из-за чего, того гляди, вспыхнет открытый конфликт. Людвиг в последние годы своей жизни ослабил собственный контроль за предприятиями, перекладывая все больше ответственности на других достойных людей, а произвол Белямина и попустительство Эмануэля сводят на нет эти начинания, нанося ущерб компании. Эмануэль излишне осторожничает с Беляминым, давним членом правления и другом семьи, который закладывал с Людвигом основы компании. «Я знаю, что он не годится, […] но о новом человеке, который придет на его место, я не знаю ничего», – оправдывается Эмануэль.

Роберту все чаше приходят из Парижа письма с язвительными комментариями – не без нажима Лагервалля:

«У Эмануэля нет ни малейших задатков руководителя – во всяком случае, в Петербурге о нем думают именно так. Все у него пущено на самотек. Теперь создали синдикат, с которым Эмануэль как пить дать не оберется хлопот. Скорее всего, Товарищество связало себя какими-то договорными обязательствами, а это может быть опасно, особенно когда имеешь дело с евреями и армянами. […] Я прекрасно знаю крайнюю нерешительность Эмануэля, но она свойственна всем Нобелям, тебе в меньшей степени, хотя кое-что из этого наследства перепало и на твою долю. Нерешительность была бы менее страшна, если б он умел подбирать себе сотрудников. Уж на что нерешительный человек был простофиля Людовик XIII, так рядом с ним находился Ришелье, который лучше всех прочих управлялся с многочисленными подчиненными. […] Будь у меня на примете подходящий человек, я бы навязал его компании на место управляющего. Пускай Эмануэль властвует, числится главным начальником, но истинные бразды правления должны находиться у того, кто обладает даром руководителя. Пока это не так, я считаю бакинские акции бумагами ненадежными».