Битва гигантов. Ротшильды, Рокфеллеры и Нобели

В конторе Лесснеру докладывают по телефону: «Мелик-Нубаров умоляет, ради всего святого, спасите его и манташевского управляющего!» Эти двое скрываются у бельгийского консула Айвазова (армянина). Кругом грабежи и убийства, если не прийти людям на помощь, они погибнут. Лесснеру не остается ничего иного, как ехать в город, на Старополицейскую улицу. Баку еще никогда не производил на него столь грустного впечатления: в этот погожий сентябрьский день ему не встретилось ни одного человека. Лесснер уже почти добрался до дома Айвазова, но тут из-за угла выскакивает орава татар с криками: «Ага, англичанин… сейчас мы его прикончим!» – «Я вступаю в переговоры, представляюсь, объясняю, что мне нужно по срочному делу к бельгийскому консулу. На мое счастье, в толпе нашелся татарин, узнавший нобелевского начальника – и принявший мою сторону. Тут по лестнице спустился сам консул, в парадной форме. Татары решили не убивать нас на месте, а доставить в штаб турецкого главнокомандующего. Нас препроводили туда с вооруженной охраной, ввели в просторный зал, где было полно парода. В штабе вели переговоры с представителями города (среди коих был и наш Тагианосов) о передаче власти туркам. Начальник штаба принял и нас с Айвазовым за представителей народа, нам предложили сесть и участвовать в переговорах. Я потом без прикрас описал этому начальнику, что видел кругом – толпы обезумевших татар, грабящих и убивающих направо и налево, и просил защитить мирных граждан. Он обещал, но ничего не сделал. Затем мы вернулись на квартиру к Айвазову, уже вместе с Тагианосовым и датским консулом Биерингом. По дороге мы видели, как в город входят турецкие войска. У Айвазова оказался убит слуга. Те двое, которых мы должны были спасти, хорошо спрятались. Оттуда мы пошли к Биерингу, где собралось множество армян во главе со священниками». Выстрелов на улице стало больше, и Лесснер остался ночевать у Биеринга. Там его застал телефонный звонок из поселка Петролеа – от Тагианосова, умолявшего помочь армянским семьям, которые искали там защиты. Увы, жаждущие крови татары добрались и туда, троих армян убили на месте. «Прибыв наутро к „Вилле“, я увидел на площади массу конных татар, всех тамошних жителей и армян. Армянки кинулись ко мне, заклиная спасти их мужей, которых собираются увести на расстрел. Мы идем в татарское село, там армян запирают во дворе, татары остаются со мной снаружи. Я снова уговариваю их, пытаясь объяснить, как несправедливо и неразумно убивать невинных людей. Я так долго стою на своем, что татары смягчаются. Армян обещают освободить, но не раньше, чем я заплачу за них несколько сотен тысяч. На чужом коне я поскакал к шведскому консулу Кнуту Мальму, он ведал всеми нашими деньгами. Мальм одолжил мне необходимую сумму, и татарское требование было удовлетворено. Вместе с отпущенными на свободу армянами мы вернулись в поселок Петролеа. Благодарность их семей не знала границ. Заемные деньги были со временем возвращены. Террор продолжался, работать было невозможно. Я обратился к турецкому главнокомандующему с просьбой оградить от посягательств заводы и промыслы. Я также встретился с несколькими немецкими офицерами, служившими в армии Турции, и в открытую объяснил им, что защита Баку и нефтяной промышленности отвечает их интересам. Взяв с собой умного и энергичного турецкого офицера, я посвятил целый день объезду заводов и их окрестностей. Ужасов мы насмотрелись вдосталь: кругом валялись трупы, видны были следы разбоя. Мой офицер не церемонился: если нам попадался подозрительный человек, он избивал его, а потом приказывал солдату из нашего сопровождения отвести его на виселицу. Недалеко от вокзала, где зверствовали особенно сильно, навстречу нам ехала целая вереница автомобилей. Это в столицу прибыло новое азербайджанское правительство. Заметив среди пассажиров нашего сотрудника и друга Джеваншира, я остановил кортеж и, крайне возмущенный, выложил этим господам все, что я думаю о происходящем. Мне обещали вмешаться, и уже к вечеру фабрично-заводской район был взят под охрану турецкими войсками. Когда турки показали, что не любят шутить, воцарилось спокойствие. Теперь можно было даже после наступления темноты идти куда угодно, не опасаясь нападения.