Он сидел на почетном высоком месте, и гости пили за его здоровье, восхваляя его доблесть. Мариллон, певец, путешествовавший с ним через Лунные горы, пел о славных подвигах Беса, и даже отец одобрительно улыбался. Когда песня закончилась, Джейме встал со своего места, велел Тириону встать на колени и коснулся своим золотым мечом сперва одного его плеча, потом другого, посвятив его в рыцари. Шая, бывшая тут же, взяла его за руку, смеясь, и назвала его своим гигантом Ланнистером.
Он проснулся в темноте, в холодной пустой комнате. Занавески снова задернули, и что-то было не на месте, только он не знал что. Откинув одеяло, он попытался сесть, но боль не позволила, и он сдался, дыша хрипло и неровно. Лицо было далеко не главным. Весь правый бок болел невыносимо, а грудь пронзало каждый раз, когда он поднимал руку. "Что со мной такое стряслось?" Битва теперь тоже представлялась ему полусном. Он не думал, что так тяжело ранен. Сир Мендон...
Воспоминание о нем пугало его, но Тирион заставил себя не отводить глаз. "Он хотел убить меня - ошибки нет. Это уж точно не сон. Он разрубил бы меня пополам, если бы не Под... А где Под, кстати?"
Скрипнув зубами, Тирион ухватил занавески и дернул. Они оторвались и упали - частично на пол, частично на него. Даже от этого небольшого усилия у него помутилось в глазах, и комната завертелась колесом - голые стены, темные тени, единственное узкое окно. Он увидел свой сундук, сваленную в кучу одежду, помятые доспехи - но это была не его спальня и даже не башня Десницы. Его куда-то перенесли. Повязка преобразила его гневный крик в глухой стон. "Меня положили здесь умирать", - подумал он, отказавшись от борьбы и снова закрыв глаза. В комнате было сыро и холодно, но он весь горел.
Ему приснился уютный маленький домик у предзакатного моря. Несмотря на кособокие, с трещинами, стены и земляной пол, там ему всегда было тепло, даже когда огонь в очаге гас. "Она дразнила меня тем, что я всегда забывал подкладывать дрова - привык, что этим занимаются слуги. "Теперь у тебя одна служанка - я, да и та ленивая. Что делают с ленивыми слугами в Бобровом Утесе, милорд?" А я отвечал: "Их целуют", и это всегда вызывало у нее смех. "Ну уж нет. Их бьют". А я настаивал: "Нет, их целуют - вот так. Сначала пальчики, один за другим, потом ручки, потом локотки. Потом ушки - ведь у слуг такие чудесные ушки. Перестань смеяться! Целуют щечки, и вздернутые носы, вот так, и бровки, и волосы, и губы, м-м..."
Они целовались часами и сутками валялись в постели, слушая прибой и лаская друг друга. Ее тело было для него чудом, и ей он как будто тоже нравился. Она пела ему: "Была моя любовь прекрасна, словно лето, и локоны ее - как солнца свет". "Я люблю тебя, Тирион, - шептала она перед сном. - Люблю твои губы. Люблю твой голос и слова, которые ты мне говоришь, и твою нежность. Люблю твое лицо". "Лицо?!" "Да. Люблю твои руки и люблю, как ты меня трогаешь. Люблю твоего петушка и люблю, когда он во мне". "Он тебя тоже любит, госпожа моя". "Люблю говорить твое имя. Тирион Ланнистер. Оно подходит к моему. Не Ланнистер, а Тирион. Тирион и Тиша. Тиша и Тирион. Тирион. Милорд Тирион..."
Ложь. Ложь и притворство - все ради золота. "Шлюха Джейме, его подарок мне, моя лживая леди". Ее лицо расплылось за пеленой слез, но он еще слышал ее голос, зовущий его по имени:
- ...милорд, вы меня слышите? Милорд Тирион! Милорд!
Сквозь дымку макового сна он увидел над собой чье-то розовое лицо. Он снова был в сырой комнате, на кровати с сорванными занавесками, и лицо было не ее - слишком круглое, с коричневой бородкой.
- Хотите пить, милорд? У меня есть для вас вкусное молочко. Нет, не боритесь, не надо, вам нужен покой... - В одной пухлой розовой руке он держал воронку, в другой флягу.
Когда он наклонился пониже, Тирион сгреб его за цепь и рванул. Мейстер выронил флягу, и маковое молоко разлилось по одеялу. Тирион закрутил цепь так, что она врезалась в толстую шею, и прохрипел:
- Нет. - Как ни слабо это прозвучало, мейстер, вероятно, все же услышал, потому что просипел в ответ:
- Отпустите, милорд... Я даю вам молоко, чтобы унять боль... Отпустите же...
Розовое лицо начало багроветь. Тирион отпустил цепь, и мейстер отшатнулся, глотая воздух. На горле у него остались глубокие впадины, и глаза побелели. Тирион поднял руку к лицу и сделал над маской несколько срывающих движений.
- Вы хотите снять повязку, не так ли? Но это крайне... крайне неразумно, милорд. Вы еще не оправились, и королева...
От упоминания о сестре Тирион зарычал. Так мейстер - ее ставленник? Тирион указал на него пальцем и сжал руку в кулак: снимай, мол, не то хуже будет.
Тот, к счастью, его понял.
- Хорошо, я это сделаю. Но лучше бы не надо, милорд. Ваши раны...
- Снимай! - На этот раз получилось громче.