Указанные документы Радзивилловского архива отражают лишь один из этапов сбора литовского войска. До начала выдвижения армии навстречу русскому войску оставалось еще почти полтора месяца — пока в Минске стоял Сигизмунд, за весь июль и август могли собираться войска. Следовательно, за этот срок численность литовского контингента могла возрасти в несколько раз за счет прибытия новых ополченцев.
Однако ни один документ этого не подтверждает, — мы встречаемся с привычной для XVI в. ситуацией, когда на призыв являлась небольшая часть ополчения (так было в 1512–1513 гг., во времена Стародубской войны 1534–1537 гг.[298] и в русско-литовскую войну 1563–1570 гг.[299]). За первую половину XVI в. шляхта ни разу не прибывала к месту сбора в точно установленный срок. Имелись случаи и уклонения от службы, и значительной задержки со сборами, несмотря на принятое решение жестоко карать тех, кто не поспеет к сроку на военную службу.[300] Многие могли отсутствовать на основании великокняжеских «вызволенных листов» с освобождением от службы. И, наконец, часть воинов не пошла с К. И. Острожским, а осталась с великим князем в Борисове (об этом ниже).
Подтверждают очень низкую явку на сборы и письма епископа Перемышльского Петра Томицкого, и Сигизмунда Казимировича, датируемые 18–26 июля.[301] В них указываются такие негативные качества, как медлительность и лень шляхты [cessatio или cunctatio (
Отметим, что письма написаны спустя месяц после окончания срока сборов. Вообще, при чтении немногочисленных свидетельств о мобилизации в 1514 г. можно найти подтверждения словам С. Герберштейна, писавшего:
Явно раздражённые нотки в посланиях великого князя Литовского и епископа Петра Томицкого, касающихся промедления со сборами, могут служить подтверждением того, что численность посполитого рушения существенно не возросла к концу августа, когда войско выдвинулось к Орше. Армия Сигизмунда начинает движение лишь после того, как к ней присоединились хоругви поляков-добровольцев, «охочие гуфы».
Итак, нет никаких оснований считать, что в поход выступило 14 000 – 16 000 посполитого рушения. Наоборот, при подробном рассмотрении вырисовываются очень низкие показатели сборов.
Помимо боевых частей, в походном войске присутствовало большое количество прислуги — «обозная челядь». Но её численность нам неизвестна, и подсчитать даже приблизительное количество не представляется возможным. В разных исследованиях состав обоза определяется от 2000 до 16 000[303] телег.
В войске присутствовали небольшие саперные подразделения под руководством Яна Башты,[304] которым позже удалось соорудить переправу через Днепр — понтонный мост шириной не менее 3 м.
Сохранившиеся «мобилизационные документы» (реестр «половицы почтов» от 23 мая, окружная грамота от 24 мая с адресатами, дворянские реестры за июнь и июль) позволяют определить примерную численность литовского контингента.
Если учитывать «почты» панов-рады (некоторые отряды знатных вельмож могли насчитывать по несколько сотен воинов), которые не фигурируют в сохранившихся реестрах 1514 г., то ориентировочные вычисления показывают, что в Борисове к 30 августа могло собраться, в
Таким образом, верхний предельный размер объединенной армии в 1514 г. мог быть примерно следующим:
Польский и наёмный контингенты:
— до 6663 наёмников (из них 3000 пехоты)
— до 500 человек в надворной хоругви В. Самполинского
— до 2000 человек польских добровольцев Яна Тарновского
Посполитое рушение:
— до 8000 человек (поветовые хоругви, отряды магнатов и почты панов-рады).
Всего на смотре на борисовских полях могло присутствовать до 16 000 – 17 000 человек.