Внезапно по рядам английской армии пронесся крик. Во вражеском стане в ответ последовали шум и волнение: «Нас атакуют англичане!» Это один французский вассал посвящал в рыцари нескольких своих оруженосцев – обычная процедура в канун битвы. Но англичане не двигались, крик утих, – два зайца, скакавшие вдоль английских позиций, очень скоро нашли свой конец. А несчастных, которых в тот день произвели в рыцари, стали по прошествии времени называть рыцарями ордена Зайца.
Тем временем Филипп горячо спорил со своими военачальниками. Мнения командиров разделились: одни считали, что следует атаковать, другие советовали оставаться на своих позициях; аргументы обеих сторон заслуживали внимания, но странно – никто не отметил, что англичане занимают крайне удобную позицию. Наконец королю сообщили: астролог его, Роберт Сицилийский, увидел в гороскопе, что король будет побежден, если нападет первым. Это положило конец раздумьям Филиппа, – сражение решили не начинать[41], нелепый день кончился; к концу его немецкие князья решили: надо возвращаться домой. Союзники сели на коней и отправились на ночлег. Пройдя 10 миль на север, остановились у Авена: там армия сделала ночной привал, а Эдуард послал оттуда сообщение врагу, что желает сразиться завтра, на этом месте. На следующий день он стал ждать неприятеля, но французская армия так и не появлялась – фактически она уже возвратилась домой. «Наши союзники больше не желали оставаться», – объяснял английский король сыну, и английской армии пришлось вернуться в Брюссель, а позже вообще в Антверпен[42].
Таким образом, кампания, к которой так долго готовились и потратили на нее так много английских денег, окончилась полным фиаско. Многочисленные отчеты об этой кампании составляют о ней представление как о странной и озадачивающей. Но в ней нет ничего непонятного. Союзники Эдуарда колебались, не желая больше участвовать в его делах; с одной стороны, они боялись мощи Франции, с другой – жаждали английского золота. В течение всей кампании их раздирали эти два противоречия; когда они получили все причитавшееся им золото и основной мотив службы исчез, единственное, что стало волновать их, – как бы побыстрее оставить своего соратника, поскольку страх перед французским королем нарастал с каждой минутой. Следовательно, чтобы поскорее уйти, им требовалось найти какое-то оправдание своему поступку. Эдуард, надо сказать, столь же бессилен в искусстве управлять своими союзниками, сколь герцог Малборо четыреста лет спустя, к тому же Эдуарду, скорее всего, не хватало терпения и такта (чем так искусно умел пользоваться Уинстон Черчилль).
В конце кампании король написал длинное письмо сыну; нам оно особенно полезно, так как несет ту информацию, что отсутствует в официальных военных бюллетенях: король время от времени все-таки располагал сведениями о противнике. Сделаем некоторые извлечения из этого уникального письма, которое может считаться первым военным донесением в английской истории.
Достигнув Маркуэна, «мы услышали, что противник, преследуя нас, идет к Перонну, через Нойон (то есть двигается южнее)... В понедельник к нам прибыл посыльный от короля Франции и сказал, что он... даст сражение королю Англии на следующий день... Вечером (после достижения Ла-Фламанжери) пойманы три шпиона, которые сообщили, что Филипп находится в полутора лигах от нас и в субботу будет сражаться. В субботу мы пришли на поле за четверть часа до рассвета и заняли свои позиции там, где должно состояться сражение. Рано утром схвачены несколько вражеских разведчиков; они объявили, что их авангард уже построился и идет навстречу нам. Эти новости настолько укрепили верность наших союзников, которые до того действовали несколько вяло, что такого желания сражаться мы не наблюдали даже у наших солдат. Тем временем один из наших разведчиков, немецкий рыцарь, захваченный неприятелем, открыл противнику все наше построение. После этого противник отозвал свой авангард, приказал стать лагерем, рыть рвы вокруг него и рубить большие деревья, чтобы предотвратить наш неожиданный подход. Весь день до вечера мы прождали пешими в боевом порядке, пока ближе к вечеру нашим союзникам не стало очевидно, что мы ждали достаточно долго. Вечером мы оседлали лошадей и отправились к Авену; противнику сказали, что будем ждать его там все воскресенье. В понедельник утром мы узнали, что лорд Филипп отошел. Поэтому наши союзники не могли больше с нами оставаться».