Битва при Молодях. Неизвестные страницы русской истории

Пушкари чистили свои закопченные от непрерывной стрельбы орудия.

Петр вместе с расчетом одной из пушек примерялся, как ловчее укладывать в ствол доставшиеся от Тавила металлические кандалы. Тут же, на наковальне Тавила, умельцы соединяли заклепками попарно кандалы в метательные снаряды.

Стрельцы чистили пищали и отливали из свинца для них пули. Ополченцы-пехотинцы точили топоры и рогатины.

Гордей прикреплял царский стяг к двум связанным вместе древкам от рогатин.

Наталья варила похлебку и кормила ею раненных воинов.

Авдотья и Настя спали на охапке соломы под телегой все перемазанные в крови раненых воинов, которых целый день поили и кормили. Сил отмыться у них не было, да и воды для этого не хватало.

Евфросиния сидела на телеги и пыталась заставить себя съесть кусочек сушеного сыра, который ей принесла Гордеева Наталья, давно догадавшаяся о ее беременности.

Вдруг ведунью, как молнией поразило. Она положила сыр в карман сарафана и пошла искать Хворостинина. Она до сих пор не сказала своему любимому, что ждет от него ребенка. Все боялась, что он подумает, будто хочет этим привязать к себе. Тут же, перед решительным боем, когда Дмитрий Иванович, а возможно и все обитатели гуляй-города могут погибнуть, такого рода опасения стали совершенно пустыми. Значение имели только их жизнь с князем, жизнь их ребенка и дышащая им в лицо смерть.

Хворостинин в это время вышел из шатра и сам искал встречи с возлюбленной – хотел провести с ней немного времени перед завтрашним сражением.

Они встретились прямо около шатра и бросились друг к другу в объятия. Евфросиния прижалась к грубому сукну монашеской рясы воеводы, в которую он все еще был облачен и, пряча глаза, прошептала своим низким бархатным голосом:

– Дмитрий Иванович, у нас будет ребенок. Сын, я знаю. Когда-то давно ты спрашивал, что я прочитала по линиям твоей руки, а я промолчала. Я увидела, что рожу тебе трех сыновей. Хочу, чтобы ты знал об этом перед битвой и берег себя ради наших детей.

– Евфросиния, радость какая! – обрадовался Хворостинин и хмурое лицо его посветлело. – Выходи за меня замуж. Я давно хотел тебе это сказать, но все было недосуг. Попросим Иллиодора, чтобы он нас прямо сейчас обвенчал.

– Выйду, милый, обязательно выйду за тебя замуж, – ответила радостно ведунья. – Только какое сейчас венчание посреди этого моря горя, страданий и смертей? Вот вернешься завтра победителем из сражения и тогда повенчаемся.

Князь еще что-то хотел сказать, но целительница прикрыла ему рот маленькой ладошкой и ласково, но настойчиво попросила:

– Помолчи сейчас. Вот съешь немного сыра – тебе сил набираться надо перед сражением, – и она протянула ему извлеченный из кармана сарафана кусочек.

Хворостинин поцеловал свою возлюбленную, которая теперь была еще и матерью его сына, взял протянутый сыр, разделил на две части, одну отдал обратно, а другую стал жевать.

От нервного напряжения последних дней есть князю совсем не хотелось, сыр был сухой и очень соленый, но князь жевал его и блаженно улыбался. Пара продолжали стоять возле шатра, обняв друг друга и не обращая внимания на проходивших мимо ратников. Те тоже не обращали внимания на обнимавшуюся пару влюбленных.

В это время неподалёку от шатра, под телегой проснулась Настя. Она потрясла за плечо Авдотью и тихим голосом сказала:

– Мне страшно.

Авдотья встала, достала из телеги взятую матерью из дома икону, освободила ее от тряпицы, в которую та была завернута, поставила на телегу, встала на колени и стала читать молитву:

– Богородице Дево, радуйся, Благодатная Мария, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших.

Настя встала вслед за Авдотьей на колени перед иконой и повторяла слова молитвы. Потом девочки поцеловали по очереди икону и перекрестились. Авдотья опять завернула икону в тряпицу и убрала ее на старое место. Девочки забрались под телегу, обнялись и мгновенно уснули.

Девлет-Гирей в ночь на 2 августа долго размышлял над тем, какую стратегию ведения военной кампании ему выбрать.

Посоветоваться было не с кем. Дивей-мурза был в плену. Теребердей-мурза погиб. Хаспулат, который хоть и страдал от неумеренного потребления вина, но имел большой боевой опыт, тоже погиб. Энвер-паша уходил от принятия решения, ссылаясь на то, что скоро должен подойти с пушками Ибрагим-бей. Явно было, что высокопоставленный турок пытался переложить ответственность за ход отклонившейся от плана султана военной кампании на татарскую сторону.

Дозор привел какого-то рыжего несуразного русского дворянина, который вез в гуляй-город письмо от московского воеводы. Толмач прочитал в письме, что на помощь осажденным движется большая рать во главе с царем Иваном Васильевичем. Это было похоже на правду, поскольку в гуляй-городе сидело совсем немного военных для большого Московского государства.