Битва рассказов 2013

— Это уже не важно. Важно, что теперь мы все вместе, с нами Волк и нам больше ничего не угрожает! — Гюзель явно что-то скрывала и не хотела делиться своей тайной. И Хабул сдался.

— Ты права, конечно, но Хан ни перед чем не остановится, чтобы найти его. — Волнение начинало переростать в лёгкую панику, но Хабул умел держать себя в руках.

— Он никогда не найдет нас, я уверена. — Она посмотрела Хабулу в глаза и лаского обняла за плечи.

— Прости мне мои сомнения. Я не хочу потерять тебя. Потерять нашего сына.

Гюзель-Лейлат улыбнулась, кротко и нежно, отчего сердце Хабула вновь застучало быстрее.

В ночь её исчезновения, когда напали на их племя, Хабул был в самом жару битвы, пытаясь усмирить буйных монголов и объединить под своим началом. Услышав приближение вражеских воинов, Гюзель схватила свои тряпки и платья, разбросала по юрте и обрызгала лошадиной кровью. Никто не должен был её видеть и никто не увидел. Оставив беспомощного ребенка старой монголке, что брала его к себе угощать лепешками, Гюзель исполнила задуманное и скрылась в суматохе нападения на племя.

Она знала где эта линза. Она бежала к ней, словно это единственная её цель в жизни — добраться до неё. Убедившись, что погони нет, Гюзель-Лейлат достала маленькую серебристую фигурку бабочки и стала преображаться: исчезли круглое лицо и суженные глаза, такие черные и глубокие, формы тела стали более миниатюрными и волосы изменили свой цвет.

— Как же здорово быть самой собой, — сказала Ника.

«Живой» Данила Осипов — Рарог

Юрту наполняла дымная вонь. Чадили и трещали объятые огнем кизяки, метались по стенам тени.

Возле костерка замерла Гюзель-Лейлат. Уронив голову, вглядывалась в хнычущий сверток на своих коленях, потряхивала, баюкала.

Хан задумчиво восседал на коврах, созерцая лежавшую перед ним небольшую фигурку цвета начищенного серебра.

Зыбкий свет выхватывал неподвижные лица стражи и Всезнающего. Именно последний и привел ханское войско к могиле великого Чингиза, которую никто не мог сыскать вот уже сотню лет.

А старик Жондырлы — сумел.

Но это не принесло счастья роду Хана.

— Сакрын ичтыр басак! — сухая, как старая ветка, рука Жондырлы-ака ткнула в сторону Гюзель-Лелат. — Кондыргэн басак! Басак!

Женщина вскочила с колен.

— Кэчюм дыр! Хавсанатгэйдысалдынык! Кэчюм дыр! Кэчюм дыр! — тонко закричала, сбиваясь на визг и вой, отступая вглубь, пряча за спину свёрток.

Никому не дозволено прикасаться к фигуркам, посланным Небом. Кроме тех, кому они предназначены. Молодая мать нарушила запрет.

— Кэчюм йок! Йок! — отверг мольбу Хан. И бесстрастным голосом приказал: — Жондарбай!

В руке одного из стражников появилась сабля.

В глазах женщины отразился ужас.

— Кэчюм дыр! Кэ… кэчюм дыр! — бледная как мел женщина заплетающимся от страха языком попыталась в последний раз обратиться к своемуПовелителю. Но Хан не слушал. Он опустил голову и мрачно разглядывал ковер. Фигурка необычной птицы, посланная Небесами, лежала у его ног, но Хан старался не замечать ее.

Стража приблизилась к женщине. Суровые лица воинов, с надвинутыми на брови островерхими шлемами, полны решимости выполнить приказ Хана. Слова прозвучали. Женщина должна умереть.

Один из воинов уже схватил отчаянно вырывающуюся женщину, когда взметнулся полог, и в шатер вошли пятеро вооруженных мужчин, принеся с собой ночную прохладу и запах лошадиных лепешек. Стражник отпустил женщину и повернулся к пришельцам.

— Самбайну, Хан! Ажилхэрэгсайнуу? — громко сказал молодой мужчина, держащий в руках саблю. Стоящие за его спиной воины заулыбались.

— Жа-бэ?! Жундарбалай! Да как ты посмел, Билгудэй, войти без разрешения?! — голос Хана был полон гнева, но мужчину это не смутило.

— Хан! Ты вел нас долгие годы. Мы беспрекословно подчинялись тебе, но твоя женщина, — мужчина показал наГюзель-Лейлат, стоящую на коленях рядом со стражниками, которые настороженно смотрели на незваных гостей. — Твоя женщина осквернила последнее пристанище Тимуджина! Она…